Банду здесь, у кручи задержать сумел…

Я пока везучий, я пока что цел.

Ни глотка во фляге, но не в том беда.

В этой передряге кровушка вода.

Под огнем колючим есть всему предел.

Я пока везучий, я пока что цел.

Строчка пулемета провалилась в тишь.

Где ж вы, вертолеты? Что ты, связь, молчишь?

И на всякий случай я чеку поддел…

Я пока везучий, я пока что цел.

Что – нет души у того, кто так пишет и у тех, о ком он пишет? Это все про “жетоны”, не про людей? Есть, есть душа и у тех, кто носит жетоны с личными номерами. А вот совести слишком часто не хватает у тех, кто кликушествуя, уверяет, будто принявшие номер вычеркнуты из Книги Жизни…

Да, человек есть образ Божий. То есть – икона. На иконе всегда неприятно видеть написанный на ней или прибитый к ней «инвентарный номер»… Эмоции прошли? А теперь скажите – выбрасывают ли из храма икону, на которой есть инвентарный номер? Перестают ли почитать икону, на которой оказался этот номер? Как молятся перед иконой с номером – «Преподобный отче Сергие, моли Бога о нас», или же «Преподобне отче номер 79283, моли Бога о нас»? Именно сравнение человека с иконой показывает, что опасение, будто “номер лишает имени” эмоционально понятен, но логически несостоятелен. Номер на иконе – для проверяющей госкомиссии. А для верующих она всегда останется с именем. Вот так же и человек никогда не лишается своего имени – даже если при инвентаризации он будет числиться под “номером”.

По православному учению икона связана со своим Первообразом именно именем. Когда верующий человек при взгляде на икону называет изображенное на ней святым именем – тогда он этим именованием отождествляет образ и Первообраз и вступает в живое общение с изображенным через молитвенную речь, изливаемую перед изображением. От того, что кто-то не умеет так действовать перед иконой и так относиться к ней – икона в глазах верующего человека не теряет своей святости. Если во мне кто-то не видит образа Божия – это может меня печалить, но это не ведет к тому, что сама по себе Богообразность, с которой я был создан Творцом, от этого стирается. Она истирается, только если я сам забыл о своем происхождении, о своей Богообразности и своими произвольными выборами и грехами уподобляюсь не Творцу, а “зверю”…

Что это означает? Икона становится свята под взглядом, направленным на нее со стороны – под взглядом молящегося. Человек же освящается в зависимости от того, как он сам понимает себя самого и смысл своей жизни. Это означает, что сакральный статус иконы гораздо более уязвим, более зависим от внешнего отношения к ней. И тем не менее, на иконах даже в храмах есть номера. И икона, плененная музеем и пронумерованная им, все равно свята для православного. И иконы остаются иконами, а не превращаются в пронумерованные доски… Тем более не произойдет этого с людьми, на которых государство повесило “номерки” – если мы сами не будем считать себя “номерами”, но сохраним в себе память о том, Чьим образом мы являемся.