Нас подталкивают к “реформам”. И правда, – когда живой организм живет, он развивается. Но нет ощущения, что всегда эти призывы идут от людей, желающих добра Церкви, и нет ощущения, что все предлагаемые реформы пойдут на пользу.

Нам говорят, что если Церковь начнет реформы, – то исчезнут основания для критики в ее адрес. Нам говорят, что, если Церковь начнет реформы, — это станет признаком ее жизнеспособности. Но на деле-то все наоборот: чтобы стать сегодня сторонником реформ — достаточно просто впечатлительности, внушаемости, “современности”. Чтобы плыть по течению и пользоваться похвалами неверов, чтобы принимать комплименты по поводу своей “терпимости” и “открытости” от неоязычников — не надо мужества.36 Но чтобы быть самими собой при любой погоде — нужно иметь больше твердости. Эту внутреннюю твердость и пытается распылить “дух времени”, настойчиво влагая в умы нехитрую мысль о том, что Церковь должна догонять наше время, что мерилом для христианства является постхристианский мир, а совсем не Евангелие. Но на языке сегодняшней прессы “мужественными” называют отступников, безопасно диссидирующих под публичные аплодисменты, а “безвольными соглашателями” (“не решающимися разорвать догмы церковных традиций”) — тех, кто остается верен Православию37.

Христианство сводят к словам, а словами учат играть. В “игровой” цивилизации постмодернизма подмена понятий происходит так незаметно, в такой бытовой заурядности партийной полемики, что человек и не замечает вдруг — а на чьей стороне он оказался-то. И вот, например, церковный (или уже антицерковный — как тут разобрать?) журналист Яков Кротов пишет об инциденте, в ходе которого прихожане освобождали переданное им здание церкви от прежнего арендатора: “Община пошла на самозахват части помещений, учинив акт вандализма — разбив все туалеты в техникуме”38. Унитазы, кстати, стояли в алтаре. Но “актом вандализма” оказалось не устройство туалета в алтаре, а то, что верующие прекратили его функционирование. Ясное дело: баран нарочно отрастил себе рога, чтоб на волков охотиться…

А бывший доцент Петербургской духовной академии и игумен Вениамин (Новик) вдруг возлагает на себя новое монашеское послушание: “В перерыве игумен Вениамин (Новик) заявил корреспонденту “Метафразиса”: “У вас теперь работы прибавится, мы начинаем борьбу против главной тоталитарной секты в России – Русской Православной Церкви””39. Монах, смысл своей жизни видящий в борьбе против своей Церкви, – это достойный представитель той самой постмодернистской игровой цивилизации, которая делает возможной любые сюжеты – вплоть до “интронизации” антихриста…40

Земная власть для владыки ада

Важно понять, что царство антихриста не устанавливается внешне-чудесным образом. Оно не вторгается в наш мир из глубин преисподней. Оно постепенно зреет в человеческом обществе.

Современное католичество слишком льстит нынешней цивилизации, полагая, что она может переродиться в (цивилизацию любви”, в Царство Божие на земле прежде Второго пришествия Христа и даже прежде воцарения антихриста. Профессор Женевского университета и один из ближайших сотрудников папы Иоанна-Павла II в области выработки социальной доктрины католичества Патрик де Лобье склонен именно к такого рода пророчествам. Как гласит предисловие к его книге, “вопреки трагической перспективе протестантского теолога Карла Барта, Патрик де Лобье, следуя за Лактанцием, Бонавентурой и Николаем Кузанским, считает, что Царство Божие осуществится в рамках истории, на земле. Это будет цивилизация любви, предвозвещенная Павлом VI и постоянно упоминаемая Иоанном-Павлом II”41. Лобье также считает, что его позиция не маргинальна в современном католичестве: “Папы от Пия XII до Иоанна-Павла II провозглашают возможность “новой жизни человечества в состоянии непрерывного прогресса, порядка и гармонии” (Пий XII. Новогоднее послание 1957 г.), “новой, столь долгожданной Пятидесятницы, которая обогатит Церковь новыми силами… Новый скачок вперед в создании Царства Христова в мире” (Иоанн XXIII. Речь на закрытии Первой сессии II Ватиканского собора 1962 г.). Павел VI произнес 25 декабря 1975 года свою памятную речь о цивилизации любви: “Цивилизация любви восторжествует над горячкой беспощадных социальных битв и даст миру столь ожидаемое преображение человечества, окончательно христианского””42.

Но если действительно произойдет “окончательно христианское” преображение человечества (не отдельных людей, а всего человечества), – то откуда же после этого возьмется антихрист и его владычество? Тогда царство антихриста это daemon ex machina. В таком случае его вторжение есть чистая магия, а не итог нашей истории. Его приход лишен логики, а власть Христа над историей – лишена и смысла, и милосердия. Ибо зачем же Христос предаст людей, живущих в “окончательно христианской цивилизации любви” на поругание сатанинской магии?

Лобье полагает, что события Второго пришествия будут повторять события Страстных дней: Вербное воскресенье–Страсти–Пасха. Сначала торжество Христа-Царя, затем Его поругание, затем – новое торжество. Поэтому он часто говорит о том, что человечеству еще прежде антихриста предстоит увидеть Вход Господень в Иерусалим, который и ознаменует пришествие “цивилизации любви”. “Эта Осанна истории должна будет подготовить апостолов последних времен, как некогда первых апостолов”43. “Эту историческую Осанну мы называем цивилизацией любви”44.

Лобье убежден, что “видимое и временное проявление славы Церкви в рамках истории связано с примирением с избранным народом”45, т.е. с Израилем. По его мнению, посещение папой Иоанном-Павлом II римской синагоги 13 апреля 1986 г. было “пророческим знаком, связывающим некоторым образом наступление цивилизации любви с примирением между христианами и евреями. Вы – наши старшие братья”46.

Оказывается, евреи примут Христа раньше, чем примут антихриста. “Цивилизация любви станет возможна через единство христиан, примирение Церкви и Синагоги, когда Евангелие будет проповедано всем народам. Христиане и евреи выйдут из Иерусалима, чтобы встретить Его и возвратиться вместе с Ним”47. Так что же: весь мир примет Христа, причем уже не в рабском, а в Царском зраке, чтобы затем снова отречься от Него? Но тогда как же эта “цивилизация любви” вдруг сразу станет открыто сатанинской? Ведь одно дело – не узнать Христа, пришедшего в облике раба, а другое дело – бунтовать против Него после очевидной для всего мира новой Пятидесятницы…

К мечтам о “цивилизации любви” можно применить недоуменные слова святителя Григория Богослова: “У них есть и это, не знаю, откуда взятое, какое-то новое иудейство – бредни о тысячелетии”48.

Что же служит основанием для этих странных предсказаний? Во-первых, верность некоторому духу, во-вторых, верность некоторым голосам. Дух, о котором идет речь, это “дух времени”. Как сказал папа Павел VI, “глас времени – глас Божий”49. А голоса – это то, что слышалось некоторым католическим мистикам. Эти голоса предвозвещали “цивилизацию любви”.