– Московский университет я окончил в 1984 году по кафедре научного атеизма на философском факультете. И пока я там учился, произошло очень важное событие в моей жизни: в 1982 году я принял крещение. Можно сказать, что это произошло не без влияния моей кафедры: оказавшись на ней, я в учебном порядке должен был заниматься религиозными вопросами, читать литературу – прежде всего, конечно, атеистическую, – но попадался и самиздат, доводилось брать книжки у знакомых, да и на кафедре библиотека была достаточно приличная. Атеистический стиль работы, с которым я там встретился, вызывал отталкивание и тоже во многом помог мне определиться.

Во-первых, сравнивая первоисточники, Евангелие, книги по истории Церкви с тем, как это препарировалось в книгах по атеизму, я достаточно быстро заметил, что здесь много неправды, много притянуто за уши и много просто элементарной некомпетентности. Когда я начал вживаться в кафедральную жизнь, меня поразила одна деталь: несмотря на то, что МГУ – это ведущее учебное заведение в Советском Союзе и эта кафедра является центром всемирного значения по подготовке специалистов по атеистическому религиоведению, – вдруг оказалось, что на самом деле сама структура обучения на кафедре была очень странная, там не было именно специалистов по ключевым проблемам. То есть там не было ни одного спецкурса по библеистике, по истории Церкви, там не было ни одного человека, который мог бы эти спецкурсы вести, там вообще не было спецкурса по истории религии. Образование было странно мозаично. Было много спецкурсов по «модернизму», но не было знакомства с традицией. Это меня сильно разочаровало.

Во-вторых, сама атмосфера общества начала 80-х годов помогала повернуться к Церкви. Было понятно, что официальные власти врут, официальная идеология врет по мелочам и по крупным вопросам. И мелькнула мысль о самом главном вопросе, который они сами называют основным вопросом философии. «Что первично: материя или Разум?» Я подошел к миру религиозной мысли, попробовал понять русских философов – естественно, сразу не получилось. Это была совершенно другая вселенная, совершенно чужая для меня, для моего воспитания, моего окружения.

У меня не было верующих знакомых, никого – ни родственниковci, ни друзей, ни однокурсников – никого, то есть приходилось идти по книжкамcii 289. Довольно скоро я понял, что это тот мир, который можно понять только изнутри. Человеку неверующему рассуждать о религии – все равно, что глухому писать диссертацию о музыке, слепому рассуждать об особенностях творчества Рембрандта и т.д. И я понял, что не хочу ставить себя в глупое положение; раз уж профессионально я оказался связан именно с этой специальностью, все-таки должен попробовать войти внутрь...

Сам день моего крещения был довольно необычным. Я не могу сказать, что я уверовал и поэтому пошел креститься. Ровно наоборот: я пошел креститься для того, чтобы уверовать, то есть я ощущал потребность сделать какой-то шаг, который вырвал бы меня из привычной колеи жизни; надо было пойти попробовать посмотреть, ворваться туда, в Церковь. Может быть, потом я что-то пойму. До некоторой степени это был философский эксперимент, на себе поставленный, – но он увенчался совершенно невероятным успехом. У Бога свои планы о нас: в день крещения благодать Христова коснулась сердца – с того дня религиозные тексты стали для меня понятными. Потому что я всем существом ощутил, что чудо произошло; что крещение – это таинство, а не просто омовение в купели.

– Обычно люди приходят к вере, к крещению после какого-то стресса, жизненного переворота, толчка, трагедии, горя или удивительного события? У Вас, насколько я понимаю, было это постепенно и, может быть, внешне ничем не спровоцировано?

– Дело в том, что свой путь в Церковь я могу описать двояко: я могу несколько часов подробно рассказывать, что происходило – и в итоге получится впечатление, что это был логичный путь, который иначе и не мог завершиться. Но при этом сердцем я все время помню и знаю, что это не так. Потому что каждый новый импульс: открытие, какая-то встреча, слово – оно же глохло. И потом снова были недели и месяцы пустоты, обычные студенческие тусовки, после которых происходило вдруг что-нибудь другое, что само по себе не вырастает. То есть была какая-то серия толчков. Поэтому правдивее будет сказать так: Господь взял и привел.

– Что дальше, какова дальнейшая Ваша судьба по окончании университета?

– Понятное дело, что оставаться преподавателем в университете я не мог, потому что это означало бы врать, врать студентам, врать на кафедре. Я мог в 21 год стать преподавателем МГУ – тогда было предложение остаться преподавать на кафедре эстетикиciii.