«Сейчас еще ярче вижу все искажение Великого Учения Благословенного [Будды]. Устрашающая танха (жажда жизни), или стимул бытия, причиняющий столько хлопот современным изуверам, встает передо мною как величайший космический принцип, как величайшее Космическое Таинство! И Благословенный, этот огненный Дух, неустанно указывавший на вечно мчащийся поток наших жизней, этим самым утверждал космичность и, следовательно, беспредельность того, что так стремятся уничтожить в себе его последователи! Огненный Дух мог лишь уничтожать малые границы, расширяя их в Беспредельность, и Нирвана есть те Врата, которые вводят нас в ритм высшего, огненного, вечно расширяющегося потока Бытия беспредельного! Истинно, благословенна жажда Бытия, указующая нам путь в Беспредельность! Что сделали из этого величайшего, наипризывнейшего, наирадостнейшего Учения нищие сердцем и мыслью! Учение Будды — это один раздирающий призыв к осознанию Единого великого творчества Бытия Беспредельного. Что скажут на такой гимн стимулу к бытию?»1208.

А что можно сказать об отвержении краеугольного камня буддизма? Вся его философия зиждется на интепретации “жажды жизни” как источника страданий. “Вот, о монахи, вторая истина об источнике страдания: это – жажда бытия, ведущая от рождения к рождению…. Третья истина о прекращении страдания: это уничтожение жажды путем полного подавления желания»1209. Тот, кто воспевает «гимн» этой «жажде бытия» может быть кем угодно – но не буддистом.

С известными оговорками можно согласиться с Л. В. Фесенковой, когда она пишет, что «представления теософии и Живой Этики построены на полном принятии мира и позитивном отношении к его благам. Иными словами, эмоциональная доминанта европейских сторонников мистики и оккультизма диаметрально противоположна как мироощущению древнего буддизма, так и его представлениям об отношении человека и мира. Так сама теософская доктрина кардинально изменяет содержание центральных принципов буддизма… Теософия использует понятия этой религии для построения своей системы представлений, вкладывая в эти понятия собственное содержание. Поэтому говорить о едином ядре теософии и буддизма не представляется возможным. Оно отсутствует»iiiiiiiiiiii. «Дочь Будды» даже признается в своем непонимании собственно буддистской философии («Вся позднейшая метафизика буддизма мне ничего не говорит»1210).

В единственной известной мне западной книге, анализирующей русскую теософию с не-теософских позиций, содержится такой вывод: “Теософия предложила страдающему человечеству утешение в жестоком и иррациональном мире, однако ее учение осталось духовно бесплодным. Претендуя на роль “современной религии” с эзотерической терминологией, она оказалась не более чем современной сектой, философски необоснованной и предлагающей сомнительный гнозис”1211.

Вообще теософия может привлекать ученых лишь в том случае, если к ней относиться так же, как она сама относится к культуре, истории и науке. То есть если брать из теософии лишь отдельные тезисы, оставляя без внимания все остальное и даже не заботясь о соединении этих разрозненных суждений в одно целое.

Похоже, что востоковеды считают ниже своего достоинства опускаться до критики теософской “индологии”. Они просто “не замечают” открытий Блаватской и игнорируют ее труды: «Научная оценка творчества Блаватской вряд ли возможна, она не была ученым, а ее теософская концепция – это смесь идей, поверхностно заимствованных в различных религиях под углом зрения некой абстрактной единой мистики Востока, которая соприродна и культурам Запада»1212. Специальные же критические рассмотрения ее построений учеными востоковедами пока слишком редкиjjjjjjjjjjjj.

Сам я не востоковед. Но я могу проверить образованность и исследовательскую порядочность теософов на знакомом мне христианском материалеkkkkkkkkkkkk.

Цель, с которой Блаватская обращается к истории Церкви, честно сформулированна ею самой: среди задач Теософского общества Блаватская упоминает распространение среди язычников “доказательств, которые касаются практических результатов христианства. С этой целью оно доставляет подлинные материалы о преступлениях духовенства, проступках, схизмах, ересях, спорах и тяжбах, расхождениях по учению, критике Библии и о пересмотрах, которыми полна пресса христианской Европы и Америки”1213 (это при том, что «очень важно забыть недостатки ламаизма»1214). Это все, конечно, надо рассматривать исключительно как деятельность по примирению и взаимообогащению религий...

Так какого качества информационный продукт поставляют теософы своим читателям?

Вот с наугад открытой странички:

"Мы сомневаемся, можно ли сравнивать какие-либо представления халдеев, с их огромными познаниями в астрономии и святых мудрецов, которые совсем недавно сожгли Галилея за его анти-духовное богохульство"1215. Ничего себе «подлинный материал»! Галилея-то никто вовсе не сжигал! Но благодаря стараниям масонской пропаганды и по сю пору «по результатам анкетирования, проведенного Европейским Парламентом среди студентов, почти 30% убеждены в том, что Галилей был брошен живым в костер церковью. Почти все (97%) убеждены в том, что он подвергался различным пыткам»1216.

Наученная «махатмами»llllllllllll Блаватская настаивает - “Галилей долгие годы томился в тюрьме за учение, что Солнце находится в центре Солнечной системы”1217. В реальности же Галилей вообще не сидел в тюрьме и не подвергался пыткам; жестокий суд инквизиторов вынес Галилею такое наказание: два месяца прожить в загородном доме архиепископа Флоренции, с которым ученый был в дружественных отношениях, при этом ежедневно читая 7 покаянных псалмовmmmmmmmmmmmm.

А ведь даже советская научная литература имела мужество сказать правду: «Картина художника Пилоти «Галилей в темнице» изображает Галилея в инквизиционной тюрьме. Мрачный каземат. Через единственное его окно, пропускающее в камеру тусклый свет, видны зловещие лица любопытствующих надсмотрщиков. На полу темницы чертежи, сделанные мелом. Художник стремился изобразить не только душевные муки Галилея, отраженные на его лице, но и физические лишения, которым его подвергали. Изобразить Галилея мучеником, — вот что хотел автор картины. Это благодарная тема для художника, но... это неверное изображение действительности. Галилей никогда не подвергался заключению в каземат. В самое тяжелое для него время, когда свобода его была ограничена, он все же через своего слугу сносился с внешним миром. В его распоряжении была обставленная всеми удобствами квартира, и ему не было никакой нужды чертить свои фигуры мелом на полу. Вот другая картина, пользующаяся большой известностью, — «А все же движется!» художника Гауссмана. На ней изображен Галилей, только что отрекшийся от „своего учения и проклявший его во всеуслышание при торжественном стечении народа в церкви «святой Марии над Минервой». Но в последнюю минуту семидесятилетний старец не выдерживает. Забыв об угрожающей ему опасности и исполненный негодования, он, топнув ногой, восклицает: «И все же Земля движется!». Все окружающие потрясены этой дерзкой выходкой, и торжествующая улыбка застывает на лице хитрого прелата. Здесь перед нами Галилей — безрассудный герой, и героем делает его идея, которая оказывается ему дороже жизни. Это тоже мотив, достойный полотна, но... это тоже фантазия. Галилей не был ни героем, ни безумцем, и сцена, изображенная художником, — продукт легенды. Легенда эта очень стара и упорно держится, несмотря на, что уже очень давно установлена ее несостоятельность. Именно эти фантастические версии создают в широкой публике совершенно неверное представление о процессе Галилея. Сплошь и рядом встречаешь развитых и образованных людей, которые убеждены в том, что Галилея сожгли на костре, хотя они, конечно, такого нигде не могли ни читать, ни слышать»1218.

Суд над Галилеем вовсе не обвинял его в «анти-духовном богохульстве». А в числе судей, которые по мнению Блаватской, были худшими астрономами, нежели древние «халдеи», был вполне профессиональный астроном иезуит о. Инхофер1219 (сразу замечу, что я не оправдываю инквизиторов, но справедливость требует учесть, что у Галилея не было научных аргументов, которые могли бы доказать его правоту; первые научные доказательства движения Земли – типа маятника Фуко и наблюдения звездного параллакса – появились лишь в середине XIX века1220).