Слово «благодать» (благой дар, подарок, милость) действительно не поддается «переводческим» усилиям оккультистов. Мир, в котором они живут, не знает милости. Вот и приходится текст, в котором христиане видят указание на сугубость Божией милости, переиначивать под индийский кармический стандарт. А уж как из Полноты получился «Хаос», да еще по пути превратившись в «йони»… Тот, кто заглянет в справочники по истории религий в поисках значения этого индийского термина, тот поймет, почему христане не пожимают руки теософам.

Ну, а там, где «йони», там, конечно, и «лингам». И именно в нем Е. Рерих находит «сосуд мудрости»ppppppppppppp...

Если же в поле интереса Блаватской попадают христианские послебиблейские тексты, то и тут пропагандистский азарт не оставляет ее перо. Легко и беззастенчиво она приписывает тем или иным авторам идеи, которых у них не было. В полемическом азарте она выбросывает все те осмысления христианских символов, которые дают сами христиане, и безапелляционно втискивает в них нечто сколь угодно противоположное.

При оккультном изучении христианского искусства популяризаторы теософии будут рассказывать слушателям о том, что “все эти колоколенки, башенки, купола и все христианские храмы есть лишь воспроизведения стоящего Фаллоса”1260. А и в самом деле, если теософия постулирует, что “эзотерический” смысл всех религий должен быть идентичен, и если известно, что в языческих культах есть почитание детородного члена, то почему бы не быть ему и в христианстве?! Более того, оказывается, что даже крест — всего лишь фаллический символqqqqqqqqqqqqq...

Помимо совершенно фантастических переводов и еще более кошмарных интерпретаций, Блаватская проявляет готовность к прямой и сознательной фальсификации источников. Восхваляя древних гностиков, она, например, пишет о некоем Василии (его звали Василид, но эту неточность можно Блаватской простить), что “24 тома Разъяснения Евангелий были, по распоряжению церкви сожжены (как об этом сообщает Евсевий — H. E. IV.7)”1261.

Так и кажется, что первый церковный историк Евсевий рассказывает о первом в истории христианском аутодафе (в данном случае - книг “Василия”). Однако единственное, что мы обретаем в указанном Блаватской источнике — указание на то, что “Василид составил 24 книги на Евангелие, выдумал себе пророков Варкавву, Варкофа и других, никогда не существовавших и получивших эти варварские имена, чтобы поразить людей, способных такому поражаться; он учит вкушать идоложертвенное и спокойно отрекаться от веры во время гонений; предписывает, следуя Пифагору, пятилетнее молчание приходящим ему” (Церковная история. IV,7)1262. Ни о каком сожжении гностических книг Евсевий не говорит. А Блаватская просто соврала.

Откровенной издевкой и над читателем, и над христианством звучит заверение Блаватской, будто «До Мильтона Люцифер никогда не было именем Дьявола»1263. Да полноте! Само имя и в самом деле не несет на себе демонической печати. История Церкви знает епископов по имени Люцифер. Но в мире духов это имя одного и только одного существа. Как и имя Михаил может обозначать многих людей на земле, но в мире ангельском оно означает лишь одного. Никогда это имя не прилагалось ни к какому иному духу, кроме как к сатане. Церкви никогда не был ведом какой-то иной дух по имени Люцифер, которого она не считала бы врагом Бога.

Достаточно раскрыть латинский перевод Библии, исполненный еще в начале V столетия блаж. Иеронимом Стридонским, чтобы увидеть, что латинское слово Lucifer относится именно к врагу Божию (в русском переводе ему соответствует Денница): «Как упал ты с Неба, Денница, Сын Зари! Разбился о Землю, попиравший народы, а говорил в сердце своем: "Взойду на Небо, выше Звезд Божиих вознесу Престол мой, и сяду на Горе в Сонме богов, на Краю Севера; взойду на Высоты Облачные, буду подобен Всевышнему!" - но ты низвержен в Ад, в Глубины Преисподней!» (Ис. 14 12-15). В переводе Иеронима: quomodo cecidisti de caelo lucifer… Преп. Иоанн Кассиан Римлянин (нач. V в.) поминает это имя так: «Сила жестокой тирании гордости открывается из того, что нашел, который за превосходство блеск и красоты своей назван люцифером, низвержен с неба ни за какой другой порок, а за этот»1264. А вот латинский текст: quod ob superbiam Lucifer ille de archangelo diаbolus factus sit.

Аналогичный хронологический мираж накрывает Блаватскую и когда она заявляет, будто «Еннодий из Павии (V век) был первым, кто обратился к римскому епископу как к «Папе»»1265. На самом деле именно до конца пятого века «папа» было обращением, принятым при общении с любым епископомrrrrrrrrrrrrr – в том числе и римским, а исключительной титулаторой римского понтифика это слово стало лишь в 1075 году (и то лишь на Западе1266; на Востоке и по сю пору Александрийский патриарх именуется «папой»).

А вот еще один замечательный пример – как Блаватская добывает нужные ей выводы из исторического материала.

"Как это понять, - спрашивает с тревогой Юстин Мученик, - как понять, что талисманы (telesmata) Аполлония имеют силу, ибо они предохраняют, как мы видим, от ярости волн, злобы ветра и нападения диких зверей; и, в то время, как чудеса нашего Господа сохраняются лишь в преданиях, чудеса Аполлония весьма многочисленны и подлинно проявляются в теперешних событиях?.." (Quecst, XXIV)"1267. Христианин, прочитав такое, не может не вздрогнуть… Неужели один из первых христианских писателей, святой мученик и философ Иустин оставил свидетельство, что в его времена (середина второго века) в христианской Церкви чудес уже не совершалось?

Надо проверить эту ссылку по первоисточнику… Убираем ошибки (лишнее «с» и «е» вместо «а») – и получаем, что Блаватская сослалась на работу, которая в патристике фигурирует под сокращением Quаst. - “Вопросы православным и их ответы”. Вот если бы Блаватская расшифровала это название – ей уже не удалось бы сделать из этой цитаты столь лихие выводы (выводы о чудотворческом преимуществе язычников над христианами). Дело в том, что само название этой книги означает, что нельзя все суждения, встречающися в этом тексте, считать выражениями позиции автора текста. Текст диалогичен. Он излагает вопросы, которые со стороны адресуются православным и ответы от имени Церкви на эти вопросы. Так вот, Блаватская процитировала именно ВОПРОС, выдав за позицию Иустина то, что на самом дело вызвало его резкое несогласие и подвигло его взяться за полемическое перо.

Кроме того, если бы Блаватская сама читала этот якобы иустиновский текст (а не взяла его из какой-то масонской книжки), то она увидела бы, что это несомненный псевдоэпиграф. В “Вопросах” упоминается Ириней Лионский (Quast. 115), живший поколением позже Иустина; Ориген (Quast. 82), живший двумя поколениями позже и манихеи, также появившиеся позже времени жизни Иустина (Quast. 127).

Этот текст сохранился лишь в одной рукописи – Parisinus 4501268. Там он читается так: