Христианин не может назвать себя буддистомdddd. Иногда мне жаль, что я не могу использовать этот миссионерский прием. Он был бы сегодня очень успешен. Я знаю, какое волшебное слово я должен произнести в школьном классе или в университетской аудитории, если я хочу, чтобы близлежащие женские монастыри получили пополнение. Стоит мне произнести лишь одно слово. Мне надо только сказать, что я к ним пришел из монастыря по имени – Шаолинь. Мол, я к вам послан ради того, чтобы посвятить вас в великую эзотерическую тайну удара левой пяткой по правому уху. И все. Все мальчишки встают и уходят за мной. А девочки остаются «соломенными вдовами». И дорога им лишь одна – в монастырь…

И все же я не могу так говорить. Я не могу назвать себя ни буддистом, ни жрецом культа Вуду (тоже о-ч-ч-чень популярное верование у молодых потребителей голливудской продукции). После некоторых газетных статей бывает стыдно ходить по улице в православной рясе. Но сменить ее на что-то более незаметное я не могу.

Но теософы могут называть себя чужими именами и даже отрекаться от своего собственного (“мы не оккультисты!”).

Эта, мягко говоря, необязательность честности в свидетельстве о себе самих давно уже подмечена у теософов. Например, Владимир Соловьев в рецензии на книгу Е. Блаватской “Ключ к теософии” замечает: “С первых слов на вопрос: есть ли “теософия” религия, автор отвечает решительным отрицанием. Впрочем, на стр. 4 и след. о “теософии” говорится как о некоей единой, начальной и сокровенной религии, на стр. 13 прямо заявляется: “Theosophy, as already said, is the Wisdom-Religion”. Таким образом, это и есть, и не есть религия. Кажущееся противоречие разрешается на стр. 58, где автор объясняет, что “теософия” не есть религия потому, что она, как абсолютная истина, есть сущность всех религий”222. Итак, по мнению теософов их доктрина не есть религия всего лишь потому, что она гораздо более религия, чем все остальные религиозные традиции.

Эта тактика “гримировки” была избрана теософами уже в самом начале их деятельности в Европе. “Когда в 1884 г. Блаватская, Олкотт и Могини поехали или посланы были в Европу, — вспоминает о годах своей дружбы с Блаватской Вс. С. Соловьев, — они явились с хитростью, объявили свое общество чисто ученым, занимающимся лишь разработкой “восточных знаний” и не только не касающимся, но и глубоко уважающим верования своих членов, к каким бы религиям они ни принадлежали. Они печатно, в своем уставе объявили это. Но теософическое общество возмутительно обмануло тех людей, которые записались его членами, доверившись уставу. Мало-помалу выяснилось, что это вовсе не всемирное ученое братство, принадлежать к которому, с чистой совестью, могут последователи различных религий, а прямо группа людей, начавшая провозглашать, в своем органе “Теософист” и других своих изданиях, смешанную религиозную доктрину. Наконец, и эта доктрина, в последние годы жизни Блаватской, уступила место прямой и открытой пропаганде самого правоверного эзотерического буддизма с провозглашением “наш Господь Будда”eeee и с постоянными нападками на христианство”223.

Чуть позднее тот же самый обман в деятельности Теософского общества в России обнаружил К. Д. Кудрявцев. Поверив, что теософское движение является научно-философским и христианским, он начал сотрудничать с ним и даже стал секретарем Петроградского Теософического Общества. Наблюдение изнутри за образом деятельности Общества привело его к выводу, что, вопреки своим рекламным заверениям, на деле оно оказалось “замаскированным религиозным антихристовым движением, принадлежать к которому с чистой совестью можно лишь по неведению или заблуждению224.

И здесь не уйти от вопроса: почему в сердце Теософского Общества процветает буддизм, и зачем нужен этот переход из христианства в буддизм, если по заверению самих теософов все религии равны и во всех них раскрывается одна и та же истина?

И еще один вопрос нельзя не задать теософам, яро отрицающим свою религиозность: если “проповедовать Христа” или “проповедовать Аллаха” считается религиозной деятельностью, то на каком основании “проповедовать Брахму” оказывается всего лишь “культурной работой”? И если деятельность апостолов по созданию христианской Церкви является религиозной деятельностью, то отчего же труды Рерихов по созиданию их церкви («Явленное вами сложит камень драгий учения Единой Церкви» - говорили духи Рерихам225) надо считать деятельностью светской?

Вопрос о «проповеди Брахмы» я задал еще в «Сатанизме для интеллигенции», то есть – в 1997 году. И до сих пор никто из рериховцев его не заметил… Кстати, стоит заметить, что Будда как раз и начал свою проповедь с отрицания Брахмы226. Весь классический буддизм сформировался в противостоянии ведическому теизму: “Идея единобожия была настолько прочно укоренившейся в известных, по крайней мере, мыслящих кругах Индии, что такие антитеисты, как буддийские учители, считали необходимой боевую полемику с монотеизмом”227. Но Блаватская весьма развязна в использовании историко-религиозного материала. И ей, конечно, ничего не стоит присягнуть на верность “нашему Господу Будде”, и одновременно проповедовать то (Брахму), против чего Будда не уставал бороться.

Итак, теперь понятно, в чем сложность анализа теософии. Цитаты – даже воспроизведенные с фотографической точностью - могут врать. Ибо не все, что писали теософы, они писали для открытия своих мыслей; многое они писали и говорили ради их сокрытия. Как различить – где “маскировка” и “внешние щиты”, а где “тайная доктрина”? Надо анализировать внутреннюю логику теософской системы. Надо помнить ее истоки. В случае обнаружения противоречий между теософскими текстами, надо обращаться к “Тайной доктрине” Блаватской, – ибо “Учение Наше заключает “Тайную Доктрину”” (Мир огненный. 1,79) - а противоречащие ей утверждения рериховских статей считать не более чем маскировочным прикрытием…

И, вступая в дискуссию с теософами-рериховцами, надо быть готовым к самым головокружительным трюкам: подмене значения слов и откровенным лжесвидетельствам, к мгновенным переменам позиций рериховцев на ровно противоположные. И, конечно, надо быть готовым к тому, что рериховцы сделают вид, что они напрочь не слышат аргументы своих оппонентов…

Это – не диспут с учеными или философами. Тот, кто начинает разговор с теософом или рерихианцем, должен знать, что перед ним – пропагандист и вербовщик. В зависимости от сиюминутной пропагандистской потребности он может установить самые разные “маскировки” – даже взаимоисключающие. Поэтому теософские тексты невозможно рассматривать как нечто целостное. Одно и то же слово может иметь совершенно разные значения на разных страницах даже одной и той же книги. Один и тот же тезис может отрицаться в одном месте и утверждаться в другом.

Кроме того, излюбленный миссионерский прием теософов – это reservatio mentalis: употребляется слово или символ, о котором говорящему заведомо известно, что слушатель воспримет его не в том же значении, в каком его употребляет сам говорящий.

Теософ знает, что он сам в некое слово вкладывает один смысл. Знает он и о том, что его собеседник это слово понимает совсем иначе. Но теософ сознательно не разъясняет, как употребленные им слова осмысляются в теософии. Говорим «Сергий» - подразумеваем «Кришна»228 или «Махатма Мориа»229. Говорим «Христос» - подразумеваем «девятый Дхьяни-будда»230. Говорим «Ориген» - подразумеваем опять же «махатму Мориа»ffff. Говорим «Космос» - подразумеваем «духи» или даже «Бог Махатм»gggg. Говорим «Магнит» - подразумеваем предмет влечений оккультистов, то есть опять же их «богов»hhhh. Говорим «Культура» – подразумеваем «почитание творческого огня, который есть жизнь"iiii. А потому рериховский призыв «защитим Культуру» на деле означает защиту «огня» («вибраций»), исходящих от космических духовjjjj.