Чтобы понять «О началах», стоит обратить внимание на место и время написания этой книги. Место – Александрия. Время – когда Ориген еще не был священником. Это означает, что место Оригена в александрийской Церкви во время составления «О началах» было весьма своеобразным. Своеобразие состояло том, что Ориген был лишен возможности проповедовать среди… христиан. Александрийская церковная традиция запрещала мирянам проповедовать в церкви. Отсюда – радикальная перемена в жизньт Оригена: до своего изгнания из Александрии он мог обращаться только к язычникам и полухристианам («оглашаемым»). После же конфликта с Александрийской церковью у него появилась возможность обращаться именно к церкви и в церкви. И с этого момента из его книг и бесед исчезают те философские гипотезы, которые столь свойственны александрийской книге «О началах». Случайно ли такое совпадение?

Со сменой аудитории решительно меняется стиль проповеди Оригена, образ его мысли. А если такие перемены есть, то естественно поставить вопрос – где “мимикрия” Оригена под аудиторию, а где сердце самого Оригена.

Да, “О началах” написано для узкого круга друзей. Но кто были друзья Оригена в александрийский период его жизни, кто были его собеседнии, читатели, оппоненты и ученики? Для целостной натуры Оригена, всецело отдающейся своему служению, нет оснований предполагать, что круг его личных симпатий был радикально отличен от круга тех лиц, с которыми он должен был общаться в силу своего миссионерски-церковного послушания. Те, кому он пытался донести Евангелие, и были его друзьями. Те, кого он обращал из язычества или гностицизма к Церкви, и были его “искренними”. Именно о своих слушателях, учениках он мог сказать – “Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал 4.19).

Как миссионер, вдобавок, обращающийся к очень узкой и специфической группе – к александрийской философствующей интеллигенции – Ориген оказался в очень необычной ситуации. Те, о ком у него болело сердце, те, кого он считал своими, кому он считал себя нравственно обязанным, были … язычники и полуязычники. Те, кто были “внешними” для Церкви, составляли ближайший, постоянный, внутренний кружок полемического общения Оригена.

Если смотреть на Оригена как на философа, то, конечно, придется сказать, что в философском труде “О началах” есть подлинный Ориген, а все, что противоречит “О началам” в других книгах Оригена, есть просто попытка прикрыть свои взгляды церковными догматами… Но философ ли Ориген? Философия ли важнее всего для Оригена? Все, что мы знаем об Оригене, понуждает сказать, что важнее всего для Оригена – Христос, верой в Которого и пониманием Евангелия Которого он жаждал поделиться со всеми. Философию Ориген начал изучать ради миссионерского служения, и потому философия для него всегда – служанка миссионерства.

Поэтому, чтобы понять Оригена, надо посмотреть на него глазами миссионера и как на миссионера.

Миссионер от имени Церкви проповедует вне храма, вне собственно церковных собраний. Он не священник, но у него своя паства (“с иного двора”). Он не окормляет уже уверовавших воцерковленных людей, не участвует в решении внутрицерковных проблем. Миссионер бывает удален от ежедневного, постоянного общения с церковными людьми и при этом глубоко погружен в общение с теми, кто далек от Церкви.

Поэтому в случае с Оригеном теряют свое обычное значение слова “эзотерический” и “экзотерический”. Кто, с точки зрения Оригена был “посвященным” – человек, участвующий в церковных таинствах, или же языческий философ? Несомненно, “посвященным” был христианин. Значит, именно собрания христиан были “эзотерическими” кружками, а беседы Оригена, произнесенные в храмах в послеалександрийский период его жизни – это и есть “эзотерика”, это и есть речи, обращенные к “своим”, к “посвященным” в общую веру. Вообще по смыслу самого слова “посвященных” должно быть меньше, чем “непосвященных”. Так оно и было с точки зрения макросоциологии. Во времена Оригена язычников в Римской империи в Александрии было много больше, чем христиан.

Но среди тех людей, с которыми общался и тем более дружил Ориген в Александрии, все было наоборот. В мире общения Оригена христиан было больше, чем язычников, “посвященных” было больше, чем “профанов”. Инаиболее близкое общение у Оригена установилось с теми, кто был в пути от язычества к Церкви. Этот кружок язычников, с которыми Ориген общался тесно и постоянно, был невелик – это был круг александрийских философов, которых он постепенно приучал к церковному миропониманию (одного из тех, проделал путь от языческого философского кружка к христианскому философскому кружку Оригена и через него к Церкви мы знаем по имени – это был Иракл). Но именно ради этого небольшого круга людей и жил Ориген. Ориген не занимался обучением всех оглашенных, то есть ищущих церковного крещения. «Речь вовсе не идет о катехизации, церковном установлении, но о частной школе, подобной той, которая была у Иустина в Риме»267. Этот кружок не был тайным, не был замкнутым. Но просто в нем оставались только те, кому был интересен такой круг тем и уровень разговора… И люди не покидали его после крещения – в отличие от обычных курсов катехезы. Это был весьма ограниченный проект по своим масштабам, но очень значимый по своим последствиям.

Ориген как миссионер, а не просто как философ, должен был искать пути к умам своей малой, специфической аудитории. В Александрии он не проповедовал публично, в храме, не окормлял собственно церковный люд. С эти и связана своеобразная “эзотеричность” александрийской книги “О началах”. Это книга, предназначенная для тех, кто еще не в Церкви.

Это люди образованные, не лишенные духовных интересов. Они уже что-то знают о христианстве. Судя по тому, что это знание не привело из в Церковь, то, что они слышали о христианстве и от от самих христиан, показалось им малоубедительным и непривлекательным… Это уже не язычники второго столетия, которые о христианах слышали какие-то смутные слухи, но с ними самими не встречались. Христианство достаточно известно – но не в философском своем содержании. Известно даже то, что христиане несогласны между собой, что у них есть свои секты… Ситуация, похожая на начало 90-х годов ХХ века. Умный внучок, окончивший университет в советские годы, вдруг замечает, что теперь о христианстве начали говорить как о чем-то серьезном, и решает провести “полевое социологическое исследование”, узнать о православии из первоисточников. Посему он едет к своей верующей бабушке. Та ему рассказывает, как она понимает православие… После чего внук окончательно решает уж если чем религиозным и интересоваться – так только буддизмом…

Что в этом случае делать Оригену, который с болью видит, что большинство его единоверцев не могут свидетельствовать о Христе, и своими словами чаще отталкивают людей, чем приводят к церковному порогу? – Честно признать, что в христианской среде есть свои споры. Что не все то, что говорят о своей вере случайно встреченные христиане, есть на самом деле норма христианской веры. Что православие глубже, чем показалось философам при первом знакомстве… Да, и еще - а вы уверены, что встреченный Вами и в самом деле был христианином? Просто имейте ввиду, что есть те, кто называют себя христианами, отнюдь не будучи таковыми Что есть псевдохристиане, которые свои личные гностические измышления выдают за христианскую веру… И вот “О началах” начинается так: “Так как многие их тех, которые признают себя верующими во Христа, разногласят не только в малом и самом незначительном, но и в великом и в величайшем, т.е. вопросах о Боге, или о Господе Иисусе Христе, или о Св. Духе, и не только об этих существах, но и о тварях, то по этой причине, кажется, необходимо сначала установить точную границу и определенное правило о каждом из этих предметов, а потом уже спрашивать и о прочем” (О началах. 1 Введение,2).

Ориген - странный человек, который «эзотерическую систему» строит на самой границе. На границе с теми, с кем он сам решительно не согласен и кто заведомо не согласен с ним. Не церковных людей он научает своей «эзотерике», а язычников ею завлекает в Церковь: «Давайте поговорим, давайте предположим, давайте допустим, обсудим… Но давайте эти дискуссии вести при церковном, а не ином пороге». Именно поэтому Ориген против распространения своей книги в собственно церковной среде и возмущается, что его друг Амвросий (тоже из полуязычников-гностиков приведенный им в Церковь) в порыве благодарности начал распространять «О началах» вне узкого философского кружка неофитов и оглашаемых (см. Иероним. Письмо 77. К Паммахию и Океану).

Ориген понимал, что «О началах» - книга для очень конкретного читателя, лекарство, полезное для людей, больных именно александрийской философской болезнью (ее симптомы: а) синкретизм и всеядностьxxxxxx; б) желание систематичности и в) при этом глубочайшее недоверие собственно разуму и диалектике и желание опереть систему на религиозный источник, откровение). И зачем же этим лекарство лечить всех других, которые именно этой болезни не подвержены?