Еще одно такое библейское место с очевидно антиреинкарнационными последствиями — слова ап. Павла о том, что “всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое” (2 Кор. 5,10). Ответ держится только за одну жизнь «в теле». Тут нет никакого “накопления кармы” или “изживания кармы” в течение многих жизней и многих телwww. Незадолго перед этим ап. Павел также говорит нечто, совсем не предполагающее реинкарнационного подтекста: “Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище” (2 Кор. 5,1-2). Апостол не утешает гонимых христиан тем, что после смерти этого тела им будет дано другое. Он говорит о том, что после совлечения одежды тела мы будем облечены в Бога и войдем в вечное и нерушимое жительство на небесах.

Сторонники реинкарнации ссылаются на, что еще до рождения ветхозаветный Иаков был предпочтен своему близнецу Исаву: мол, за заслуги в предшествующей жизни. Апостол Павел, однако, пишет об этом событии иначе: “когда они еще не родились и не сделали ничего доброго или худого (дабы изволение Божие в избрании происходило не от дел, но от Призывающего), сказано было ей: больший будет в порабощении у меньшего. Итак, помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего” (Римл. 9,11-16). Итак — “не от дел”, то есть не от “кармических заслуг” прежней жизни зависело предызбрание; оно вытекало из предзнания Богом последующих судеб этих близнецов и их родов.

Если теософия ставит Божество под власть кармических законов, то Библия, напротив, видит Бога освобожденным от всех внешних понуждений. Бог Ветхого Завета явлен прежде всего как Воля. Если она желает, чтобы Иаков, младший сын, а не первенец Исав стал наследником обетований — эта Воля и делает его таковым. И причина такого поступка Творца не в кармическом прошлом Исава или Иакова, а в будущем, причем не только в ближайшем, то есть приходящемся на период земной жизни братьев, но в гораздо более отдаленном.

Спустя века отношения “Нового Завета” к “Ветхому Завету” будут строиться именно по образцу отношений Исава и Иакова. Народ Израиля — первенец Божий (“Израиль сын Мой, первенец Мой” — Исх. 4,22). Но однажды это право особой, исключительной близости к Богу перейдет на новый народ, на народ христиан (“от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность” — Римл. 11,11).

Исторически отношения Израиля и христиан осмыслялись по образцу отношений Исава и Иакова (именно в этом контексте и вспоминает историю двух братьев ап. Павел). Но с точки зрения христианской историософии причинно-следственная связь здесь скорее обратная: рассказы о переходе Божиих благословений, о переходе прав первородства включены в книги Ветхого Завета, в священные книги евреев для того, чтобы Израилю было легче понять духовный смысл происшедшей трагедии. Будущее событие, предвидимое Творцом, есть причина его прообразов, которыми Промысл насыщает Священную историю и тем самым готовит наступление “полноты времен”.

Первый раз эта тема зазвучала в рассказе о наречении имен животных. Человек, который в порядке физического времени — новичок в мире, последыш, оказывается главой земной семьи. В глазах Бога он “старше”, важнее, существеннее всех животных (даже самых “древних”)xxx.

Во второй раз тема передачи прав первородства появляется в четвертой главе книги Бытия. Уже в рамках человеческого рода достоинство первородства отымается от Каина и переходит сначала к Авелю, а после его убийства к третьему сыну Адама — к Сифу. Наконец, пройдет еще некоторое время, и в середине книги Бытия этот мотив зазвучит уже весьма резко. Исав “за чечевичную похлебку” уступит своему младшему брату Иакову право первородства (Быт. 25,29-34). Более того — минуя старшего Исава, на Иакова от их отца Исаака перейдет участие в Завете с Богом (Быт. 27). Иаков на смертном одре благословляет младшего Ефрема, отстранив старшего Манассию (Быт. 48). Затем Иосиф Прекрасный – младший сын – оказывается спасителем своей семьи. А в следующем ключевом пункте еврейской истории первенство наследует Давид, отстраняя семерых старших братьев (1 Цар. 17,12-14).

Так что эпизод с Исавом и Иаковом понятен без “кармической мудрости” — и понятен именно из собственного и целостного контекста Библии.

Следующий библейский эпизод (уже собственно новозаветный), которому теософы повелевают служить подпоркой реинкарнационного мифа — это рассказ о слепорожденном. В этом евангельском эпизоде ученики задают Христу вопрос: “Кто согрешил: он или родители его”? (Ин. 9,2). Комментарий теософов понятен: если человек был слеп от рождения, когда же он мог согрешить? — Не иначе как в прошлой жизни.

Это рассуждение выглядит логичным опять же лишь при отрыве одной фразы от целостного библейско-исторического контекста.

Во-первых, если кто-то спрашивает о чем-то Иоанна или Христа — это не означает, что вопрошаемый согласен с той теорией, на которой основывается вопрос. Меня часто на лекциях спрашивают об НЛО, но это не означает, что я сторонник уфологии, или что уфология — это традиционная и народная религия России. Точно также, если бы люди, спрашивавшие Христа, верили в переселение душ, это вовсе не означало бы, что Христос и евангелисты разделяли эту веру.

Во-вторых, стоит заметить, что этот вопрос предполагает не слишком хорошее знание Писания. Вопрошающий считает, что несчастье слепорожденного можно объяснить двумя причинами: грехами его самого или грехами его родителей. Так вот, второе предположение означает, что автор вопроса, хоть и знал “десять заповедей”, но не помнил позднейших книг Пророков. Действительно, синайское законодательство времен религиозного рождения Израиля говорило, что Господь есть “Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои” (Исх. 20,5-6).

Кстати, заметим, что это не может быть голосом “кармы”: Бог Ветхого Завета явно не есть закон автоматического воздаяния за любые поступки человека. Он любит усиливать последствия добрых поступков, в то время как последствия злых дел Он гасит, неизмеримо умаляя их последствия по сравнению с последствиями добрых деяний (последствия добра испытывают тысячи поколений, тогда как последствия зла — только три). Смысл этой формулы Декалога отнюдь не в угрозе наказаниями и местью, а в возвещении того, что Бог желает быть Богом любви, а не Богом возмездия. Смысл этой формулы в возвещении того, что Творец не измеряет обилие Своих наград с незначительностью тех даров, что может принести Ему человек (см., например, евангельскую притчу о работниках одиннадцатого часа или слова Спасителя: “Не мерою дает Бог Духа” — Ин. 3,34).

Но даже эта формулировка Десятословия, столь далекая от принципа кармического воздаяния, затем отстраняется как не вполне открывающая полноту Божией любви. Спустя несколько столетий после Моисея пророку Иезекиилю Господь уже говорит: “Зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: “отцы ели виноград, а у детей на зубах оскомина”? Живу Я! говорит Господь Бог, — не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле. Ибо вот, все души — Мои: как душа отца, так и душа сына... Вы говорите “почему же сын не несет вины отца своего?”. Потому что сын поступает законно и праведно, все уставы Мои соблюдает и исполняет их, и он будет жив. Душа согрешающая, та умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается” (Иезек. 18,2-4 и 19-20).