Deacon Andrei Kuraev

Но если таково «наиболее ясное признание перевоплощения», которое теософы смогли обнаружить в церковном предании и в Библии, то, значит, и в самом деле это верование чуждо христианству.

Современная проповедница рерихианства Л. Дмитриева уверяет своих слушателей: "Если читающие Библию внимательны, они не могут не наткнуться на “странные” слова Христа, которые можно объяснить лишь предсуществованием души. Каждый прихожанин вправе спросить у своего священника разъяснения этих “странных” утверждений Иисуса Христа"154. Человек, конечно, вправе спросить священника. Но признают ли рериховцы за священником право дать ответ на эти вопросы? И разрешат ли рериховцы этому человеку услышать ответ священника?

Теософы призывают к диалогу, взаимопониманию, открытому сопоставлению разных религиозных традиций. Но при этом они проявляют поразительную глухоту по отношению к христианству. Наши ответы на их вопросы, которые они вроде бы адресуют нам же, они просто не замечают. Эти ответы могут показаться неубедительными - пожалуйста, критикуйте их. Но теософская литература просто не замечает их. Как не замечает она и того, что с древнейших времен и поныне христианские мыслители не уходили от рассмотрения якобы "реинкарнационных" текстов Писания, но давали им не-кармическое толкование и даже более того - вполне прямо поясняли, почему именно эти тексты не нуждаются в кармическом перетолковании. Так что именно диалога у нас и не получается. И вовсе не по вине Церкви. Мы слышим аргументы наших теософских оппонентов и разбираем их. Наши же аргументы теософы просто не слышат, делая вид, будто нам нечего ответить и потому мы лишь стыдливо молчим. На самом деле стыдливо молчат теософы.

Может быть, поэтому Йог Рамачарака, приведя два новозаветных текста, из которых оккультисты чаще всего пробуют сварить “эзотерическое христианство” (вопрос об Иоанне Предтечи и случай со слепорожденным), вполне разумно считает нужным быстро покинуть поле библейских исследований: “В Новом Завете есть еще много других статей, доказывающих, что ученикам и последователям Иисуса догмат Перевоплощения был хорошо известен, но мы предпочитаем перейти к обсуждению писаний первых христианских Отцов, чтобы показать, что они думали и учили относительно Перевоплощения и кармы”155.

Что ж, чуть позже мы примем приглашение теософов и последуем за ними в мир патристики в поисках "святоотеческого учения о переселениях души". Но прежде разговора о наших отцах поговорим о еретиках.

Гл. 4. ГНОСТИКИ И АПОКРИФЫ.

По ходу предшествующих рассуждений нам не раз уже приходилось убеждаться в том, что некие расхожие в оккультной среде представления не подтверждаются научным путем. Там, где оккультисты видят реинкарнацию, они или пользуются недостоверными источниками, или сами слишком поверхностно толкуют свидетельства древних традиций.

Теперь же, после чреды вынужденных разочарований, я готов принести праздник на улицу оккультистов. Киевское издательство УЦИММ-ПРЕСС, сопровождающее свои издания рекламой оккультных кружков, выпустило первую попытку полного перевода «Эннеад» Плотина (правда, с уведомлением, что «тексты печатаются в современной редакции»). В том плотиновском трактате, что посвящен верованиям гностиков, данное издание содержит следующую версию перевода: "Все, что в их доктринах заслуживает внимания, восходит к Платону, остальное же лежит за пределами истины. У Платона они заимствовали свои «наказания», подземные реки, текучесть всего телесного»156.

Но дело в том, что словосочетанием «текучесть всего телесного» переводчик С. Н. Еремеев передал столь искомое теософами слово ??????????????. То есть – перевоплощение». В менее грандиозных по замыслу, но в более тщательных с научной точки зрения (а потому и мене известных) переводах это место звучит иначе: «Вообще кое-что ими взято у Платона, а то новое, что они вносят, не имеет никакого отношения к истине. Ведь суды и реки в Аиде и повторное воплощение душ в тела идут оттуда, от Платона» (Плотин. Эннеады 2,9,6)157.

Гностицизм – это целая гамма духовных течений I-IV столетий христианской эры. Своебразие этого течения состоит в том, что они шли путем, противоположным замыслу греческих интеллектуалов. Плутарх, Плотин, Ямвлих, Порфирий, Прокл, школьная философия поздней античности пробовали истолковать античные мифы (как греческие, так и египетские) как аллегории. Боги лишались биографий и превращались в философские категории. Путь же гностиков – это путь вторичной мифологизации. Это попытка проблемы, уже осознанные как философские, представить в виде мифологем. Философские категории заново наделялись биографиями. «У гностиков происходит возвращение философии в лоно литературного мифа. Это явно кризисное явление; рациональное философствование зашло в тупик, и образный строй гностической мысли не столько иллюстрирует идеи, сколько замещает их. Вторичная беллетризация философии…»158. Гностицизм – это обратный путь “от логоса к мифу”159.

Часть гностических кружков работала с языческим материалом (не только греческим, но и персидским). Часть – активно обрабатывала библейские сюжеты (как ветхо-, так и новозаветные)kkkk.

Вопреки расхожему мнению Гарнака, согласно которому «христианство есть острая эллинизация иудаизма», плодом и симптомом указанной болезни явлется не церковное христианство, а гностицизм. Христианство сохраняло верность Библии, защищало ее, не позволяло хулить ее Бога. Иначе отнеслись к Библии гностики. «Эти люди, вступившие в христианство с готовыми, вполне сложившимися верованиями, вступившие вовсе не потому, что христианство всецело пленило их, а потому только, что оно показалось им отголоском их собственных заветных убеждений, хотели быть не учениками христианской истины, а распорядителями ее»160, а оттого они не столько мир античной философии переоценивали в свете Нового Завета, сколько Новый Завет адаптировали к меркам модной пессимистической и синкретической философии. В результате «попытки гностиков сильно роняли христианство перед языческим миром: гностики величали себя лучшими, совершеннейшими христианами, а между тем преподавали системы, в которых было гораздо больше примеси из восточных теософий и языческой философии, чем собственно христианского учения».161