Ситуация: учителя впервые встретились с миром Церкви, пришли послушать «о духовности», и на тебе — такое услышать от святого Русской Церкви. Они были просто в шоке. Владыка Тихон Архангелогородский оборачивается ко мне и шепчет: «Отец Андрей, твой доклад следующий, спасай ситуацию». Что делать? Встаю, поворачиваюсь к иконе Иоанна Кронштадтского, крещусь, кланяюсь ему и говорю: «Святый праведный отче Иоанне, прости меня, но я с тобою не согласен». И потом объясняю, что в православной молитве нельзя желать зла другому человеку, привожу соответствующие цитаты из отцов. Поясняю, что в Православии святость и безгрешность — это не одно и то же, что в этой дневниковой записи сказалась наша ветхозаветная страстность, а не этическая максима православной веры.

Аудитория более-менее оттаяла. Но зато православные! Бородачи в сапогах, в черных рубашках встают и дружно уходят. В этой ситуации выбор был необходим. Пришлось пожертвовать своей репутацией в глазах некоторой части православных — ради того, чтобы не оттолкнуть от Церкви начинающих.

— Простите, что перебиваю. Но по Интернету гуляют целые справочники, содержащие выписки из святых отцов, призывающие к казням еретиков. А на что же сослались Вы?

— «Еретические учения, не согласные с принятым нами, должно проклинать и нечестивые догматы обличать, но людей нужно всячески щадить и молиться об их спасении» (Святитель Иоанн Златоуст. Слово о проклятии, 4).

«В своей молитве старайся не призывать проклятий на голову какого-либо человека, дабы не разрушить того, что строишь, и не сделать мерзкой молитву свою» (Евагрий. Слово о молитве, 103).

Вообще «в отличие от язычества и религии ветхозаветного Израиля, отцы Церкви строго запрещали такого рода призывание проклятий (букв.: “молиться против кого-нибудь”), даже на головы врагов,— в молитве за других можно просить только того, что просишь для себя, то есть преимущественно благ небесных и духовных»,— поясняет патролог А. И. Сидоров412.

Да и сам святой Иоанн Кронштадтский в иные дни и сам был несогласен с этим своим минутным настроением: «Доброжелательствуй (а не зложелательствуй) всякому, даже врагу твоему или врагу твоей православной веры и Отечества, чтобы исполнить точно закон Христа Бога, повелевшего любить врагов, благословлять проклинающих, добро творить ненавидящим нас (см.: Мф. 5, 44). Если же пожелаешь зла и позлорадствуешь врагу — то нарушишь закон Божий, сотворишь лукавство и самосуд пред Господом, и себе причинишь вред и зло, лишишься мира сердечного, и отягчишь душу грехом»413; «Даруй мне, Господи, доброе сердце, добромилуствующее к врагам моим или России; даруй мне сознавать, что самый злой враг мне это я, я сам. Аминь. 26 июля 1908»414.

В третьем веке звучал голос св. Киприана: «Пусть даже и есть плевелы в нашей Церкви, это не должно помешать нашей вере и любви сохранить ее единство. Об одном мы должны радеть: стать пшеницей, дабы попасть в житницу Господа во время жатвы. Апостол пишет к нам в своем послании: в богатом доме есть посуда не только из золота и серебра, но также из дерева и глины; той подобает честь, а эта заслуживает бесчестия; мы же должны делать все, чтобы стать сосудами из золота или, по меньшей мере, из серебра, однако только Господь имеет власть разбивать глиняные сосуды, ибо в его руках железная палица. Раб не может быть выше своего господина; ни у кого нет власти, которую отец дал только сыну: держать посох, очищать воздух и отделять плевелы от пшеницы, судя человеком». (Св. Киприан Карфагенский. Письмо 51. К пресвитеру Максиму).

А одно святоотеческое творение, посвященное специально этой теме, я приведу почти целиком. Это письмо преподобного Феодора Студита тем епископам, которые считали допустимым перехватить у гонителей меч для расправы с еретиками (в пору написания этого письма ситуация была такова, что гонимы были как раз православные — от императора-иконоборца). Итак:

«…Речь идет об истине, важнее и достопочтеннее которой нет ничего. Что же прискорбное содержится в письме? “Мы,— говоришь ты,— не советовали ни убивать манихеев, ни не убивать; но если бы и позволили, то сделали бы дело, величайшее из прекрасных”.

Что говоришь ты, богопочтенный? Господь запретил это в Евангелии, сказав: нет,— чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе т!о и другое до жатвы (Мф. 13, 29–30). Ты же называешь величайшим из прекрасных дел позволение исторгать их.

А то, что плевелами Он назвал именно еретиков, как тогдашних, так и последующих, то есть всех, об этом послушаем Златоуста, который, изъясняя те же самые слова, говорит так: “Что Господь запрещает, говоря: чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы? Этими словами Христос запрещает войны, кровопролития и убийства; и еретика убивать не должно, иначе это даст повод к непримиримой войне во вселенной”.

И далее: “Что разумел Господь, сказав: чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, как не то, что если вы приметесь за оружие и станете убивать еретиков, то неминуемо будут истреблены вместе с ними и многие из святых?”415. Это и случилось в наши времена; ибо кровопролития и убийства наполнили нашу страну, и многие из святых преданы смерти; слово Господне оказалось нетщетным.