Да. Например, сказка о попе и работнике его Балде. Это чистое обличение фарисейства и гордыни. Обращение работника к чертям, конечно, не есть хорошо, но обличение лицемерия и гордыни работодателя – важнее.

- А есть ли антихристианский момент в Гарри Поттере?

- Нет, я такого не вижу. Главная идея книги – идея жертвы. Подставь под удар себя ради спасения другого. Особенно ярко вы увидете это в шестой книге… Надо не просто ослепнуть, а выскоблить себе глазные ямы, чтобы не увидеть здесь евангельской темы.

- За что же ГП так достается от православной критики?

- За то, что дети в этой сказке учатся на волшебников. Но когда взрослый человек перестает воспринимать детскую сказку как сказку, это само по себе катастрофа. Православные критики не умеют читать сказки. Но перегибы бывают и с другой стороны: когда серьезно-рерихнутые дяди и тети приходят и начинают говорить: вот, малыш, а теперь попробуй изучить магию и астрологию по настоящему. Роулинг высмеивает «мабам ваблатски», но в нарушение авторской воли, ее собственную сказку наследники Блаватской пробуют превратить в мостик, ведущий к не-сказочной магии..

- Так подводя итог, что безопаснее, что полезнее читать ребенку-подростку? Толкиена, Роулинг или наши сказки – из тех, которые можно читать?

- Джека Лондона пусть читает! Вообще, читать Властелина Колец раньше шестнадцати лет вредно. А еще лучше перед этим получить два высших образования – богословское и религиоведческое…

«ЗАКОН БОЖИЙ» И «ХРОНИКИ НАРНИИ»

То, что я собираюсь сделать, относится к разряду не самых благодарных занятий. Перелагать поэзию в прозу и рассуждать о том, «что хотел сказать художник этим образом»,— дело слишком школьное.

Но именно особенности нашего школьного воспитания и понуждают меня взяться за толкование сказок К. С. Льюиса из цикла «Хроники Нарнии», вышедших уже несколькими изданиями.

Сам Клайв Стейплз Льюис (как и его соотечественники и современники Честертон и Толкиен) писал для людей, которые имели возможность изучать Закон Божий в школе. С одной стороны, это знакомство с сюжетами священной истории позволяло им узнавать с полуслова аллюзии и намеки. С другой, школьное знакомство с Библией слишком часто потворствовало укреплению худшего вида неверия — то есть той сухой и рассудочной полуверы, которая тем надежнее заслоняет совесть от укоров Евангелия, чем тверже вызубрены библейские тексты.

Понятно, что слишком навязчиво в таком случае проповедовать нельзя и надо искать возможность свидетельствовать об Истине, никоим образом не вызывая в памяти интонации школьной законоучительницы. И вот, чтобы английскую консервативность обратить не к консерватизму греха, а консерватизму евангельских ценностей, Честертон пишет детективы об отце Брауне, а Толкиен — истории о хоббитах. Льюис пишет с той же целью сказки о такой стране Оз, в которой на каждом шагу читатель нежданно встречает то, чего никак встретить не ожидал,— намеки не на вчерашнюю парламентскую сплетню, а на те сенсационные события, которые, казалось бы, безнадежно устарели и давно стали никому не интересны (по той причине, что произошли они не в Лондоне, а в Палестине, и даже не позавчера, а немало веков тому назад).

В этих книгах, написанных англичанином и протестантом, более всех имеем нужду мы, русские и православные. Дело не только в том, что у нас практически исчезла христианская литература для детей. Важнее, что эти сказки заполняют пустую нишу в храме православной культуры.

Наша традиция проповеди и духовного образования всегда была дидактична, поучительна. Но человеку иногда становится тягостно от обилия строгих и умно-самоуверенных поучений. Ему бывает очень нужно, чтобы с ним просто посидели рядом и о чем-то помолчали. Или пошутили, или поговорили, как с равным.