Ну а еще в тот период я использовал такой прием: старался приглашать домой как можно больше православных людей. Но при этом не афишировал их православность.

Приходит к нам какая-нибудь девочка, скажем, студентка или аспирантка знакомая. Родители, конечно, очень рады, что наконец Андрюша за ум взялся, по девочкам начал ходить. Мать, понятно, тут и кофе нальет, и тортика нарежет. Сидим, ведем светскую беседу. И вдруг эта, допустим, Леночка встает и говорит: «Ой, Андрюш, пора! А то мы на всенощное бдение опоздаем».

Или приходит в гости парень, умный очкарик. Я объясняю: «Вот мой друг по университету, аспирант». Все нормально. И тут он начинает что-нибудь такое говорить на религиозно-философскую тему, что становится понятно: он православный.

Несколько случаев было еще более замечательных, когда люди, которых уважали мои родители, люди их поколения, вдруг расшифровывались в моем присутствии. Оказывается, у них тоже есть вера.

Важно показать дорогим для нас взрослым людям, что мир Церкви – это не мир фанатиков, и он не ограничивается нами. Потому что к нам у них может быть свое отношение, своя аллергия. Нет пророка в своем отечестве.

А пусть они посмотрят на тех, кого считают вполне достойными уважения, подражания. И увидят: есть люди, которые серьезно относятся к Православию. Не те, кто просто свечки перед иконами ставит или так, к слову, вспоминает о Боге. А те, кто всерьез разрешает своей вере влиять на свою судьбу. Вот с такими людьми знакомьте побольше родителей – хотя бы через их интервью и книги.

Самое интересное было, когда я спустя пару лет объявил родителям, что ухожу в семинарию. Опять начались слезы и объяснения. И тут родители сообразили: «Надо найти человека, который был бы для Андрюши авторитетен, раз он нас не слушает». И вспомнили: когда я был еще школьником, у меня был хороший репетитор по литературе – доцент МГУ Вячеслав Андрианович Грихин.

Родители говорят: «Давай к нему съездим, ты же его ценишь, любишь. Пусть он тебя наставит».

Приехали. За чаепитием обсуждаем новости семейной жизни. И вдруг моя мать переходит к главному: «Вячеслав Андрианович, вы знаете, у нас беда. Андрюша вот что надумал – в семинарию поступать!»

Вячеслав Андрианович минуточку помолчал, потом тяжко вздохнул и говорит: «Ну что я могу сказать, Андрей? Дай Бог, чтобы у тебя получилось то, о чем я сам мечтал всю жизнь, но так и не решился сделать!»

Дальше – немая сцена в стиле гоголевского «Ревизора».

Таких открытий, надо сказать, мне потом предстояло немало. Люди, о вере которых и подозревать было невозможно, оказывались верующими. Как-то, уже будучи аспирантом, я попал на съезд молодых ученых. Там блистал Генрих Батищев — в те времена известный советский философ, немного диссидентствующий и поэтому, в частности, довольно чтимый молодежью. Он хорошо говорил, но одна странность царапала слух. Я не удержался — и после лекции подошел к Батищеву: «Знаете, Генрих Степанович, я просто не могу понять Вашей логики: почему в каждой фразе у Вас звучит “космос ждет”, “космос заповедует”. Нельзя о космосе так говорить. Если слово космос заменить словом Бог, тогда это станет понятным... А просто от космоса нечего ждать — это же какое-то безличностное бытие». Батищев вдруг стал озираться, потом отвел меня в сторону: «Андрей, Вы все правильно поняли. Только знаете, это благословение моего духовника, чтобы я слово “Бог” в своих речах не употреблял».