Во-первых, потому, что детей надо защищать от любой истерики и нетрезвости. Разве нормально восприятие мира человеком, который в банальных рекламных щитах (пусть даже рекламирующих грех) видит магию и ничего, кроме магии: «Эти рекламы имеют чисто мистическое значение — это чистый сатанизм, оккультный колдовской прием… Здесь речь идет уже о потворстве черной магии»711. Ну ладно, сорвалось с языка при выступлении по радио. Но зачем же потом эти запальчивые преувеличения перепечатывать? Неужто каждый грех — это уже «чистый сатанизм» и «черная магия»? Неужели все, приходящие на исповедь для рассказа о своих грехах, должны каяться в «чистом сатанизме» и «черной магии»?

Если к неверующим подросткам, воспитанным на материализме-дарвинизме-консюмеризме, к подросткам, которые на переменках подсовывают друг другу порножурнальчики, прийти и сказать, что они «чистые сатанисты» и «черные маги», то это будет лучшим средством для того, чтобы надолго перекрыть им всякую дорогу к храму...

Во-вторых, детей надо охранять от «Комитета» потому, что он несет в себе такой заряд ненависти, с которым самые страшные голливудские триллеры не сравнятся.

А что еще я могу сказать о людях, которые, по сути, призвали к моему расстрелу? Именно таким выводом кончается статья Алексеева: «Что же можно сказать? Сурово, но справедливо поступал с перебежчиками генерал Туркул»712. А поступал он так: «Чекиста расстреляли без пощады»713.

Напомню — статья «Перебежчики» посвящена именно мне.

Кстати, в этом же выпуске «Антихриста в Москве» протоиерей Александр Шаргунов делится своим интеллектуальным опытом: он наконец-то достиг понимания того, почему именно надлежит «наказывать смертной казнью за пропаганду безбожия»714…

Затем у борцов против ИНН появилась мода при встречах делиться со мною своей мечтой — как бы они хотели изжарить меня в клетке (так было в коридоре МДА во время заседания Синодальной богословской комиссии по проблеме ИНН в феврале 2001 года, а также при пикетировании иннэнистами епархиального собрания у храма Христа Спасителя в декабре того же года).

А в день моего рождения в 2004 году в Интернете (и, что более важно — в праздник Сретения) магаданские «православные» фашисты вернулись к теме моего расстрела: «Кураев в своем амплуа. Теперь этот деятель рассказал всему крещеному миру о пользе “дня святого Валентина”. Оказывается, раз традиция уже есть, так пора и молебны служить 14 февраля о здравии “всех влюбленных”. А то не знает “умник”, что в нормальном церковном календаре 14 февраля никаких “Валентинов” отродясь не бывало. Тьфу! Впрочем, этот …удак давно уже в расстрельный список напросился»715. Ну, видите, вот опять нехорошее слово процитировал…

Попытки вдуматься, понять, о чем я говорю, у моих «суперцерковных» оппонентов нет. Голое супервозбужденное раздражение пропитывает их тексты. Для примера — отзыв «Русского вестника» на мою лекцию про «Матрицу».

«После ознакомления с лекцией стало понятно, что далее оттягивать начало разговора нельзя: то, что говорит диакон Кураев, является полнейшей, вопиющей, чрезвычайной ...галиматьей. Подчеркиваю, галиматьей является именно то, что говорит автор лекции, а не то, о чем он говорит. Причем галиматья эта, подобно галиматье Жириновского, весьма талантлива и обтекаема. Насыщенная созвучными сведениями из области истории, богословия, культуры, она приковывает к себе внимание, интригует, начинает казаться мировоззренческой концепцией, завоевывает своих “сторонников”. Я долго не мог понять, сторонником чего именно можно быть, будучи сторонником того, что говорит диакон Кураев. Ведь если взять в руки карандаш и абзац за абзацем, строчку за строчкой, слово за словом проанализировать то, что говорит диакон Кураев в своих статьях и лекциях, то обнаружится, что сказанное в целом не имеет ни малейшего смысла. Причем такая совокупная беспредметность складывается из отдельных частей и частичек, которые сами по себе могут быть и содержательными, и актуальными, и свидетельствовать о каких-то отдельных аспектах истины. Но перелопаченные через мясорубку воспаленного сознания диакона Кураева, войдя в состав его проповеднического “фарша”, они перестают служить прежним своим идеалам и начинают обслуживать популизм конкретной персоны. И что удивительно, подобное творчество находит своих почитателей! Причем большая их часть — это так называемые “новые русские” из числа предпринимателей, банковских клерков, деятелей “шоу-бизнеса”. Все это люди далеко не глупые, способные к самостоятельному добыванию, осмыслению и использованию информации. И вот, поди ж ты, попались, как мухи на липучку»716.

— А какая из Ваших книг более всего критикуется Вашими церковными оппонентами?

— С книгами спорить тяжело — тезисы в них ясно прописаны. Аргументация приведена. Да и проверить легко — правда ли я написал ту глупость, которую мне приписали. Поэтому издания, специализирующиеся на обличении «кураевщины», предпочитают строить свои пиар-кампанию на перевирании моих лекций.

К лекциям легче придраться по вполне объективной причине. Лекции для пишущего человека — это всегда черновики. Тут обкатываются, «наговариваются» некоторые темы, сюжеты, аргументы. Затем, по мере начитки определенных тем, они оформляются сначала в статьи, а затем и в книги. Устная речь имеет иные особенности, нежели речь письменная. Здесь больше сиюминутности, меньше продуманности. Здесь бывает больше педагогики (надо «держать аудиторию») и меньше логики и источниковедческой корректности. Но людям определенных способностей наполовину сделанную работу не показывают.