Дама сказала:

– Я не могла оторваться от беседы с Иоанном Златоустомxxxiv и поэтому задержалась. В святоотеческих книгах, особенно в творениях святого Иоанна Златоуста, я открыла новый мир. Не понимаю, как я могла слышать имена святых Григория Богословаxxxv, Иоанна Златоуста и не раскрыть хотя бы из любопытства их книги. Это какое-то необъяснимое искушение нашего времени – искать истину где-то на стороне и не желать знать, что сокровище находится близ тебя. В Евангелии есть слова: Из Назарета может ли быть что доброе?9, а у современной интеллигенции комплекс: способны ли что-нибудь великое создать христианские богословы? Это какое-то ослепление, а для нашего сословия – родовая болезнь. Еще менее я понимаю тех, кто после творений Иоанна Златоуста может читать йога Рамачаракуxxxvi или после Григория Богослова – сантименты Франциска Ассизскогоxxxvii.

Духовник заметил:

– Богословие великих каппадокийцев и Иоанна Златоуста созерцательное. Их мысль проникает в глубину предмета и явления, задерживается на них, будто желая исчерпать все содержимое. Поэтому речь этих отцов настолько насыщена смыслом, что может показаться тяжеловесной, а мысль настолько глубока, что не схватывается сразу. Этот стиль их мышления отражен в слове. Они пребывали в молитвенном созерцании, и, чтобы понять их, надо учиться молитве. Их фразы имеют определенную структуру, не вполне соответствующую современному языку. Надо через жизнь по Богу изменить свое мышление, сделать его более глубоким, и тогда удастся преодолеть языковой барьер. Мы хотим, чтобы было написано кратко и легко, чтобы схватить все сразу, на лету и не особенно утруждать себя, читая книгу; а здесь нужны концентрация ума и, я бы сказал, чтение как творческий процесс.

Дама кивнула:

– Если я правильно поняла вас, то эти творения надо читать медленно, как медленно поднимаешься в гору. Но у меня было нечто другое: я была охвачена восторгом, и когда читала Иоанна Златоуста, то мне хотелось вскочить с места и аплодировать ему. Мне думается, в храме, где он проповедовал, его речь так же прерывалась аплодисментами. Когда я читала его, то мне казалось, что он видит мою душу насквозь и именно ко мне обращается своими огненными словами. Каким же глубоким мистическим опытом он должен был обладать, чтобы так открывать людям их душевные глубины, причем людям с разными характерами, с разным образом жизни. Я всегда любила красоту языка, но слово «красноречие» имело для меня негативный смысл, мне представлялось, что речь идет о чем-то искусственном и поверхностном – о подмене красоты красивостью. А теперь я вижу, что красноречие – это прежде всего умение глубоко мыслить и облекать свои мысли в образы, яркие и незабываемые, которые доходят до глубины души и навсегда запечатлеваются в сердце. После Иоанна Златоуста слово «красноречие» стало звучать для меня как «прекрасноречие».

Духовник сказал:

– Творения святого Иоанна Златоуста – это сокровищница, в которой каждый, будь то монах или мирянин, найдет свое. Помню, мне одолжили том Иоанна Златоуста «Толкование на Книгу Бытия». Эта книга так поразила меня, что мне захотелось прочитать ее своим родным и друзьям. Они слушали меня с напряженным вниманием и говорили: «Да, хорошо написано…», но никто из них не сказал: «Прочти еще». Я понял, что о духовном можно говорить только с тем, кто ищет духовного.

Дама продолжила:

– Я читала святых Василия Великого и Григория Богослова, но Иоанн Златоуст – это что-то особенное. Мне представляется ночная гроза: вспышки молний озаряют огромные пространства, словно вырывая их на мгновение из непроницаемой тьмы. Так, благодаря творениям Иоанна Златоуста, я увидела тайники собственной души и неведомые для меня глубины Священного Писания.

Затем она спросила:

– Что вы мне посоветуете прочитать до следующей нашей встречи?

Духовник ответил:

– Читайте святого Иоанна Златоуста. Нужно несколько лет, чтобы прочитать его творения внимательно, вдумываясь в каждую фразу. А параллельно возьмите сочинения Василия Великого и Григория Богослова. Они все написаны одним духом, словно лучом, преломленным через трехгранную призму. Святитель Василий – это прежде всего архиерей. Все его творения связаны с духовными запросами и повседневными нуждами его паствы. Он живет жизнью Церкви и стоит пред Богом за свой народ. Он освящает свою паству через богослужение и слово. Кажется, что он писал свои творения в самом храме после литургии. Когда он пишет толкования на книги Священного Писания, когда обличает еретиков, когда составляет свои проповеди, то кажется, что у него одно желание – воцерковить весь мир, что он стоит у престола, как на вершине Синая, созерцая духовным взглядом вселенную.