О. Андрей пишет: "Так спасутся ли католики? В качестве "римо-католиков" - вряд ли. В качестве просто христиан - возможно". Но что значит "просто христианин" - слова, которые о. Андрей повторяет не раз? В каждой общине Евангелие проповедуется в особой интерпретации, в каждой общине человек включается в культ закрепленной особой традиции, в каждой общине мировоззренческая концепция строится на определенных религиозных постулатах. Если человек не принадлежит ни к какой общине, то он сам создает "свое христианство" на основе личных представлений об истине, то есть становится сам для себя иерархом, богословом и теургом. "Просто христиан" и "просто христианства" вообще не существует, эти понятия (вернее, "непонятия") лишены какого-либо положительного содержания и скрывают под собой только ряд отрицаний.

О. Андрей пишет: "Их (католиков) может спасти то, что осталось в западной Церкви от древнего ее православного наследия". То есть западный христианин может быть спасен именно вопреки тому, что он "римо-католик". Но разве "то, что есть в латынстве специфическое" - это только плащ ошибок и лжеучений, накинутый на хитон древнего чистого Православия, и при желании этот плащ можно скинуть с плеч? Разве современный католицизм - это синкретическое соединение древних истин и последующих заблуждений, которые католик может отделить друг от друга? Где у католика критерии истины? Кто дал ему право принимать в католицизме те, что ему нравится, и отвергать то, в чем он сомневается? Новые догматические заблуждения ограждены анафематизмами, и католик, не принимающий всего догматического содержания своей конфессии хотя бы в виде веры в истинность католичества, уже попадает под отлучение, то есть перестает быть католиком (не делаясь от этого православным). Скорее можно сравнить новые ошибки с эссенцией, налитой в вино, которая превратила его в уксус. О. Андрей цитирует о. Георгия Флоровского: "Папизмом Рим не исчерпывается" (назвав это высказывание "верным словом"), но папизмом пропитано все католичество - не только его догматика и каноника, но литургика, сотериология и даже мистика. Море не "исчерпывается" солью, но соль присутствует в каждой капле морской воды.

Тот же Флоровский пишет: "Не следует обводить последний контур церковного тела по одним только каноническим точкам". Церковь - Живое Тело, в котором нет нескольких меняющихся контуров, как в клубах тумана. Искать какие-то "последние контуры" Церкви (вне Церкви) - это значит лишать Церковь, "имеющую ум Христов", самосознания и подменять незыблемый принцип молитвенно-литургического единства своими субъективными представлениями, а вернее своими фантазиями и увертюрами "по предмету догматики".

О. Андрей призывает избегать двух крайностей. Одна, по его мнению, крайность - учение о том, что "за пределами Церкви благодати нет", другая - что "Православие есть лишь частный случай проявления благодати". Как будто между Сциллой и Харибдой о. Андрей, как "хитроумный Одиссей", проводит свой теологический корабль.

О. Андрей пишет: "Основная линия православной мысли представлена и именами святых, и именами авторитетных богословов, придерживается среднего пути". Или вы ошибаетесь, о. Андрей, или... я просто не могу назвать вашу голословную ссылку на святых своим именем. Все святые отцы выражали твердое убеждение в том, что спасительная ("совершительная") благодать пребывает только в Церкви, в ее световом догматическом поле, в ее живом организме, где Благодать, как кровь, питает каждую клетку этого мистического Тела Божества. Из всей патристики вы смогли собрать только чахлый букет из нескольких цитат, да и те при внимательном рассмотрении оказываются искусственными, мертвыми цветами.

"Неправославные христиане - тоже христиане", - пишет о. Андрей. Как верующие во имя Христа - да, как помазанники Духа Святого - нет. О. Андрей продолжает: "И опыт благодати Христовой может быть им знаком" - каким образом? Неужели без включенности в литургическую жизнь Церкви, без ее таинств и богослужений, без причащения Тела и Крови Спасителя, без духовного руководства, без постов, определенных Церковью, без учения ее аскетов о духовной жизни, борьбе со страстями и внутренней молитвы, без объективных и твердых ориентиров истины в церковном предании?

"...Но не в такой полноте, в какой этот опыт доступен человеку, решившемуся идти по православному пути". Здесь понятие "истинный" и "ложный" опыт - антиподы духовных состояний подменено другими словами - "полный" и "не такой полный", как будто разница между Православием и ересью выражается в количественных величинах. Полный благодатный опыт вообще невозможен, так как полнотой Духа Святого обладает только Христос. Но наш духовный опыт, ограниченный мерой нашей восприимчивости, каким бы он ни был малым, является отблеском луча Великого Светила, и сама вечная жизнь становится вечным углублением опыта Богопознания. Благодать, в православном (паламическом) исповедании, это божественные вечные энергии, которые проявляются в мире как свойства и атрибуты Божества, поэтому благодать является не затухающими эманациями безликого Абсолюта, а реальным присутствием Божества. Мне запомнились слова из проповеди старика-баптиста: "Одни люди стоят во Христе по щиколотку, другие по пояс, третьи - подмышки. Тот, кто стоит по щиколотку, не должен думать, что он стоит по колено". Эти слова не напоминают ли концепцию о. Андрея?

Далее, о. Андрей указывает на "призывающую благодать", которая, по словам святителя Феофана, "всеобщая, никто не исключен". Призывающая (предваряющая) благодать побуждает человека искать Бога, искать духовную истину, но оставляет за ним право и возможность выбора, она не решает за человека. Мы говорили о спасающей (совершающей) благодати, которую может усвоить душа человека, через которую и в которой совершается богообщение и преображение человека. Церковь - это онтологическое, непременное условие для взаимодействия благодати с душой человека, условие их синергии.

Бог - абсолютный, вечный, вездесущий Дух, "Он весь во всем и весь выше всего". Его не ограничивает ад. Он пребывает в аду, как вечная справедливость, энергии Божества проницают сатану, давая ему бытие, но не освящая его; сатана остается вне их спасающего действия. По учению отцов Карфагенского Собора, человек не только сделать, но и помыслить доброе не может без действия благодати; но мы говорили о благодати, усвояющей творение своему Творцу, мы говорим о спасительной богоуподобляющей благодати.

Часть 3

Призывающая благодать - это дыхание Божества, ощущаемое душой, прикосновение божественного перста к человеческому сердцу, неожиданный просвет в неведомый духовный мир. Пробуждающую благодать, как новое состояние души, как внутреннее и внешнее свидетельства о бытии Бога, переживал хоть раз в жизни каждый человек. Но многие ли, услышав зов благодати, искали Бога, как в "Песни Песней" Невеста, услышав за дверью голос своего Жениха, искала Его ночью по улицам города; большинство тут же спокойно засыпало снова. Творческую силу Божества, создавшую Вселенную, энергию, препятствующую космосу обратиться в хаос, тоже можно назвать благодатью, но у нас ведь вопрос о другом: о совокупности условий, необходимых для обожения человека.

О. Андрей считает, что в инославной литературе может содержаться, выражаясь его словами, "доброкачественный опыт духовной жизни" и что, хотя многие произведения западных писателей содержат в себе те духовные извращения, которые в аскетике называются прелестью, однако, по его мнению, такие духовные авторитеты, как Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов, были далеки от намерения "стилизовать всю католическую мистику под прелесть". Мистика - это описание внутренних состояний и переживаний человека, которое воспринимается как общение души с духовным миром, как непосредственные личные откровения о тайнах сверхмирного метафизического бытия, как встреча души с некими духовными сущностями.