Чаще всего бег в колесе продолжается всю жизнь, и человек только перед смертью понимает, что мир обманул его, вернее, что он сам помог обмануть и ограбить себя…

Из слов Спасителя мы можем извлечь урок огромной важности. Нехорошо отдавать силы и время целиком лишь внешнему, забывая о главном, о том, что основа самой человеческой личности - его бессмертный дух. Надо чаще вспоминать эти слова: Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам.

Что же делать нам, как выбраться из этой липкой паутины мира, в которой беспомощно бьется человек?

Обычно нас учат, составляя план дня, определить, что нам надо сделать. Но мы должны научиться задавать другой вопрос: а что нам надо не сделать? Ведь б!ольшую часть нашего времени и сил поглощают второстепенные дела, без которых мы при желании вполне могли бы обойтись, к тому же одно ненужное дело влечет за собой два других, и заботы увеличиваются, как снежный ком, катящийся по склону. Поэтому тот, кто хочет начать духовную жизнь, должен твердо и беспощадно определить: без чего я могу обойтись, что мне необходимо и сколько времени я могу дать этому необходимому.

Хананеянка ответила Господу, что и псы едят крохи, которые падают со стола (Мф. 15, 27). Живя на земле, мы не можем игнорировать реалий земной жизни, это была бы какая-то гордая спиритуалистическая иллюзия. Но пусть псы - земные заботы - кормятся крошками, падающими с трапезы духа, а не дух подбирает объедки от псов - те минуты, которые человек оставляет свободными от дел для молитвы и при этом по какой-то инерции на молитве продолжает думать о земном. Надо отвоевывать время у своих страстей и мира, как отвоевывают у врага захваченную территорию.

Господь сказал: Блаженны нищие духом (Мф. 5, 3). Это нищета от того, что считает богатством мир, нищета, которая дает человеку возможность приобрести вечное сокровище. Есть пословица: "Кто дает вовремя, тот дает вдвойне". Такое время, когда мы можем дать, то есть обратить сердце к Богу - это время, когда Господь призывает нас через благодать. Духовную жизнь надо начать сразу же, иначе, когда отойдет благодать - этот призыв Бога, это новое состояние сердца, - то душа снова остынет и ей будет трудно, как и остывшему воску, придать другую форму. Поэтому апостол Павел писал: Духа не угашайте (1 Фес. 5, 19).

Есть притча о том, как один юноша хотел пойти в лес жить с пустынниками. Ему было видение: он увидел листья на деревьях золотыми, а над лесом - облако света. Но он решил сначала вернуться в мир попрощаться со своими родителями и потом снова прийти сюда. И вторично приближаясь к лесу, где жили отшельники, он увидел на ветвях листья уже серебряные и то поредевшие. И вновь стали мучить его помыслы: возвращусь, окончу все мирские дела, распоряжусь всем своим имуществом, а потом начну подвижническую жизнь. Снова он отправился в мир, а затем, возвратившись, увидел лес темным и угрюмым, и листья на деревьях - как будто из железа и свинца. И остановился он в недоумении и спросил самого себя: "Куда иду я и зачем, что я буду делать в этом мрачном месте? Лучше возвращусь скорее в мир, в круг моих друзей".

Если мы не последуем голосу благодати сразу - хотя бы в том, чтобы, оставив все внешние заботы и внутренние помыслы, начать молитву, пока горит наше сердце, - то когда благодать отойдет, мы потеряем самую радость духовной жизни, и она покажется нам тяжелым грузом и жестким ярмом.

Наше духовное состояние можно выразить словами святого первомученика и архидиакона Стефана: вы всегда противитесь Духу Святому (Деян. 7, 51). И мы противимся Богу, прячась от Него, как Адам в кустах, в земных делах и заботах, отвечая на Его призывы: "Потом, потом..."

О силе безмолвия

Из гавани, как из морских ворот, огромного портового города, похожего на кузницу, где день и ночь слышится грохот и стоны металла, заглушающие шум моря, где протяжные звуки гудков и сирен, как острые клинки, пронзают воздух, где дым, как туман, окутывает город днем, а ночью он светится огнем, будто горит не сгорая в холодном электрическом пламени - из этой гавани выплывает корабль, перед ним необъятное море. Уже не слышно звуков города, его огромные здания кажутся детскими кубиками, которые оставил ребенок после игры, или как будто каменный и железный лес, выросший из земли, снова врастает в землю. Постепенно гавань вместе с городом приближается к горизонту, словно земля уплывает от корабля за океан, и вот уже нет ничего, кроме двух бездн - моря и неба. И кажется человеку, что он вырвался из какого-то огненного вращающегося круга, где вокруг него молоты били по наковальне, что он в первый раз увидел звездное небо, будто вымытое в океане, небо, которое скрывала черная мгла пыли и дыма. Вокруг тишина. Даже шум волн не нарушает этой тишины, а только оттеняет ее. И чувствует человек, что он освобождается от какой-то невидимой тяжести, гнетущей его душу, как будто тяжелые цепи спадают с его плеч.

Монах, удаляющийся в пустыню из мира - из этого огненного котла, - чувствует себя, как узник, которому открыли железные двери подземелья и даровали свободу. Пустыня - не только место, пустыня - это тишина и безмолвие. Пустыней может быть келья монаха, пустыней должно стать его сердце, пустыней, в которой нет места привязанности ни к чему мирскому. Безмолвие - это сокровище и радость монаха. Безмолвие - это пребывание души с Богом. Душа возвращается из внешнего и чуждого ей мира к себе самой. Человек ощущает, как бы видит свою душу - это первый дар безмолвия.