Либерализм не понимает, что такое молитва: для него монашеская жизнь - эгоизм. Между тем монахи несут на себе (или должны нести) главную тяжесть борьбы с демоническими силами, о которой не ведает мир. Молитва - это не психотерапия и не самовнушение, как любит это объяснять бездуховный мир, а та удерживающая сила, которая не позволяет демонам, по словам Апокалипсиса, сорваться с цепи (см. Откр. 20, 1-3), то есть сила благодати. Может ли быть б!ольший дар людям, чем та радость, которую они испытывают, входя в монастырскую ограду, где сама земля и воздух освящены молитвой, как лучами солнца; может ли кто-нибудь принести людям б!ольшую пользу, чем тот, кто молится Богу в алтаре своего сердца о прощении грехов человечества? Да один истинный молитвенник может изменить ход человеческой истории!

Преподобный Арсений Великий избегал людей и даже казался некоторым монахам недружелюбным и суровым, но он совершал в келлии делание самое трудное, подобное самосожжению - молитву за мир, и Господь по его молитвам помиловал Византию, как во времена пророка Ионы Ниневию: землетрясение, которое уничтожило бы целые области, как было открыто впоследствии египетским Отцам, не произошло ради этого великого подвижника. Представим, что воинам, которые должны защитить страну от грозного, страшного и неумолимого врага, предлагают сложить оружие и заниматься другими делами - сажать картошку или шить сапоги. И это нужно и необходимо, но для этого есть огородники и сапожники, но не воины, дело которых - ценой своей крови защищать страну. Сатанинская сила подобна чудовищной радиации, излучаемой в мир, а молитва, особенно молитва монахов - преграда этому смертоносному невидимому потоку. Люди духовно слепые повторяют: "кто уединяется и молится, тот живет для себя"; они говорят так, потому что они сами - "плоть" и понимают добро и зло плотски.

Монашество имеет своим началом подвиг и пример Иоанна Крестителя, жившего в пустыне, и Иоанна Богослова, который проводил жизнь в молитве и созерцании. Первый назван "величайшим из рожденных женами", второй - "любимым учеником Господа". Они сохранили сердца свои в чистоте, это был их главный подвиг, поэтому сердца их превратились в неиссякаемые источники духовного мира - благодати, которая по их молитвам изливалась на мир.

Монахам говорят: общайтесь с людьми, проповедуйте, ходите по селам с духовными песнями, ведите спор с сектантами, смотрите за больными, воспитывайте детей и в это время молитесь, то есть будьте благочестивыми мирянами, только не обремененными семьями, а в остальном подобными им.

Преподобный Исаак Сирин пишет о том, что если монах будет пребывать в молитве, то мир будет служить ему, а теперь говорят: монах, служи миру. Можно в миру молиться и творить добрые дела, но это будет другой уровень молитвы. Молитва безмолвствующих подобна пламени, достигающему неба; молитва монаха, общающегося с миром, подобна письменам, написанным на стертой и исцарапанной доске; в его душе впечатления неустанно ложатся друг на друга. Ум такого человека колеблется страстями, как волнующаяся поверхность моря - порывами ветра. Монах при постриге дает обещание - следовать пути древних монахов; их путь был - уединение и безмолвие.

Если ослабнет монашеская молитва, то откроется та духовная зияющая пустота, которую невозможно заполнить самыми добрыми мирскими делами. Монастыри, потерявшие дух аскезы и молитвы, не могут духовно утешить и возродить человека. Перед нами пример западных монастырей, где организуются не только больницы, но особые школы для будущих политиков и девические баскетбольные команды. В прежний период были уничтожены монастыри, теперь строятся стены, но уничтожается дух самого монашества. Человек, посещающий монастырь, видит не молитвенников, светящихся внутренним светом, а добрых людей, занятых добрыми делами, с какими он встречался и в миру.

Святые Отцы называют внутреннюю молитву высшей наукой, искусством искусств, небом, заключенным в сердце человека, Божественной любовью, ангельской красотой, путеводной звездой, сияющей во мраке ночи, источником живой воды, текущей в сердце человека, песней песен, вечной радостью, жизнью сердца, воскресением души прежде всеобщего воскресения мертвых, сокровищем, скрытым в сердце человека, небесным вином, веселящим душу, огненным мечом, направленным против сатаны, крепостью веры, крепостью, непоколебимой силами ада, дивным садом райских цветов. Мир, не ведая и не зная тайны этой молитвы, считает молитву личным делом, вроде аутотренинга, во всяком случае не центром духовной жизни человека, а психическим настроением для лучшего совершения добрых дел. Эти добрые дела, ставшие самоцелью, рассматриваются вне зависимости от внутреннего состояния человеческого сердца и становится эквивалентом нравственности человека, а точнее сказать, - мерой его "святости".

Мы не отрицаем телесного милосердия, но его может совершать не только христианин, но и мусульманин, иудей, язычник и атеист, по различным побуждениям и мотивам. Подвиг монаха в этом смысле неповторим и не заменим никакими трудами. Святой Григорий Палама учит, что подвиг исихии (безмолвия) - это стяжание фаворского света. Он пишет о вечных животворящих Божественных силах и энергиях, которые изливаются в мир из недр Божества и являют себя миру как духовный свет, как вечная жизнь, как мистическое богопознание, как действие и атрибуты Божества. Человек, занимающийся внутренней молитвой, становится звеном, через его сердце проходит и освещает мир этот нетленный предвечный свет. Поэтому святые Отцы сказали: "Ангелы - свет для монахов, а монахи - свет для мира". Когда монах берет на себя мирские обязанности и заботы, наполняет свое сердце чувственными образами от встреч и бесед, то он теряет самое главное сокровище - молитву; его духовное око обращается от Бога к миру; дух мертвеет, и сердце становится холодным и твердым, как камень. По выражению одного отца, монах без Иисусовой молитвы - это труп, разъедаемый червями (то есть страстями). Дьявол готов помогать во внешних делах, лишь бы отвлечь ум монаха от молитвы. Преподобный Нифонт Царьградский говорил о том, что монахи будут строить дома, соперничающие с княжескими дворцами, а Нил Мироточивый и Симеон Новый Богослов предостерегают монахов от излишнего увлечения наукой и философией: от этого Божественный свет заменяется светом человеческого ума. Монастыри, где монахи не занимаются непрестанной Иисусовой молитвой, похожи на потухшие костры, в золе которых едва мерцают искры угольков.

Если возрождающееся монашество будет обращено лицом не к духовному опыту восточного монашества, а к представлениям и понятиям современного мира, то оно будет нести в себе не истину, а противоречие и ложь. Одна из крупных побед демона - создание нового типа монашества - внешнего монаха, занятого всем, кроме Иисусовой молитвы. Человек приходит в монастырь из мира, пропитанный, как будто водой, его духом и представлениями, с расслабленной волей, с воспаленной, как гнойник, гордыней, со зловонной грязью греховных воспоминаний, с отравленным сердцем, на дне которого свились, как змеи, его страсти. Человеку предстоит тяжелая борьба с демоном и собой, он должен как бы родиться заново. А его убеждают, что надо одновременно служить и Богу и людям, приводят пример преподобных Сергия Радонежского, мирившего князей, Иоанна Зедазнийского с учениками, которые, будучи монахами, пришли в Грузию, чтобы утвердить христианство и бороться с маздеизмом, Амвросия Оптинского, с утра до ночи принимавшего людей. Это все равно, что сравнить грудного младенца с опытным воином и посылать ребенка, еще ползающего по полу, на войну. При этом замалчивается тот самый важный факт, что Иоанн Зедазнийский и "всероссийские наставники" преподобные Серафим Саровский и Амвросий Оптинский и другие старцы всю жизнь свою провели в монастыре и пустыне, и только стяжав бесстрастие и великую благодать Божию, открыли двери келлии, вышли из пустыни и затвора, и то не по своей воле, а по откровению Божию.

Молодому монаху предлагают начать с того, чем кончили преподобные Серафим Саровский и Иоанн Зедазнийский. Некоторые монахи сразу же чувствуют ложь и свое несоответствие такой жизни; им кажется, что их пригласили на пир, а вместо трапезы поставили перед ними блюда, наполненные песком; напротив, других неопытных монахов мысль о том, что они чуть ли не спасители народа, и сравнение себя с древними подвижниками, обращавшими в христианство целые города и села, приводит в состояние разгоряченной гордыни; позирование в роли новых просветителей отвечает их собственным страстям. Здесь вместо смирения - основы монашеской жизни - в глубине их сердец гнойник гордыни и самомнения.

Один отшельник ответил ученику, желавшему идти в мир, чтобы учить людей: "Нельзя нести в своей руке яд человеку с порезанной ладонью". Здесь может возникнуть какой-то духовно-религиозный материализм, где ценность человеческой жизни определяется суммой внешних дел, которая, подобно выработке стали и угля, измеряется весом и мерой.

Обратимся к высшему для нас авторитету - Божественному откровению - Библии. В книге Исход повествуется о том, как Моисей вел израильтян в обетованную землю. У берега Красного моря их настигло войско фараона: всадники, закованные в стальные латы, колесницы с лучниками, вооруженными стрелами и копьями. Фараон считал себя непобедимым: под ударами его войск рушились и падали города и крепости, как шалаши из ветвей и травы. Казалось, что израильский народ обречен на гибель: впереди морская бездна, позади войска фараона, как огненная лавина… И вот, Господь спросил Моисея: Что ты вопиеши ко Мне? (Исх. 14, 15). Уста Моисея молчали, но сердце его безмолвно вопияло к Богу, и эта безмолвная молитва, в которой он от скорби разрывал не одежду свою, а сердце, достигла небес. Не пророческий дар Моисея, а внутренняя молитва, не слышимая никем из людей, сотворила чудо: море расступилось, его дно стало каменной дорогой для израильтян, затем волны замкнулись, как уста, - и бездна моря стала могилой для египтян.

В пустыне путь израильтянам преградил народ, называемый амаликитяне. Моисей не хотел с ними войны, так как они были потомками Лота, но амаликитяне были неумолимы. Завязалась битва. Моисей взошел на возвышенность и, воздев руки, погрузился в молитву. Когда Моисей молился, побеждали израильтяне, когда он прерывал молитву и от усталости опускал руки, наступали амаликитянские полки. Два других военачальника израильтян, Иисус Навин и Ор, поняв, что исход битвы решает не меч, а молитва, стали рядом с Моисеем и стали поддерживать его руки. Святые Отцы видели здесь символ демонической силы, победить которую можно только молитвой, исходящей из глубины сердца. Угасает монашество - и для демонической силы уже нет преград. Потеря монахами внутреннего духовного делания Иисусовой молитвы и переход от духовного к душевному - это одна из побед демона.

Великой силой обладает Божественная литургия, поэтому демон принимает все меры, чтобы люди ушли из храмов пустыми. Многие священники не только не призывают верующих к причастию, но даже запрещают им часто причащаться, хотя в древней Церкви причащались все присутствующие за литургией, кроме тех, кто находился под епитимиями. После Крестной Жертвы причащение - это второй по величию дар Божий людям, и священнослужители без всякого основания лишают своих прихожан источника бессмертия, который открыт для всех христиан. Это один из самых опасных предрассудков, который внедрился в Церковь.