О метампсихозе

О языческой мистике

Теософия и оккультизм

Часть III. ЭСКИМОСЫ СЧИТАЮТ...

Синдром атеизма

Маска атеизма

За что Господь нас терпит?

Демоны в современном мире

О науке, искусстве и спорте

Убийство беззащитных

От издательства

Что такое православный христианин, по каким признакам узнать его в этом одержимом страстями мире? Где сегодня грань между ним и язычником, знающим лишь один закон - закон удовлетворения своих многообразных потребностей; где проходит разделительная черта между верующим во Христа и невероматеистом, равнодушным ко всему, что недоступно для его чувственного восприятия?

"У христиан, - говорит преподобный Макарий Великий, - свой мир, свой образ жизни, и ум, и слово, и деятельность свои; инаковы же образ жизни, и ум, и слово, и деятельность у людей мира сего. Иное - христиане, иное - миролюбцы; между теми и другими расстояние велико" [1]. И "расстояние" это, "инаковость", о которой говорит преподобный - в образе мыслей и чувств. А область проявления их - отношение к тому, что окружает нас в этой временной жизни, выражающееся в конкретных, видимых поступках и делах. Вся жизнь "миролюбца" обусловлена рядом правил, сущность которых - помочь ему достигнуть тех или иных целей, которые он ставит перед собой, нередко - любой ценой. Жизнь же христианина обуславливается его верой в Бога, в будущее воздаяние, и единственный закон для него - закон заповедей Христовых, которые сами есть жизнь вечная (Ин. 12, 50). И вот он, образ жизни христианина, - евангельский, такой, к какому призывает человечество Сам Христос.

На протяжении своего двухтысячелетнего существования христианская Церковь переживала различные времена, различным было и ее положение в мире. Первые века истории Церкви на земле характерны прежде всего тем, что между ставшими "новой тварью", совлекшимися "ветхого человека" и языческим миром, который, "тлея в обольстительных похотях", не желал знать гонимых и мучимых "галилеян", пролегала жесткая граница. В ту пору каждый христианин мог в любое мгновение закончить свою жизнь мученичеством и оттого постоянно готовился к тому, чтобы предстать перед Богом, стремился быть в святой жизни и благочестии (2 Пет. 3,11); да и сам дух жизни первых христиан показывал, что они отнюдь не имеют здесь постоянного града, но взыскуют лишь будущего (Евр. 13, 14). Тот языческий мир, посреди которого они жили и похотям которого сами некогда предавались, был им противен, не могло быть согласия между ними и царившим в этом мире безбожием и неистовым развратом. Оттого и удивлялись те, с кем они еще вчера совместно "увеселялись" его "радостями". Оттого, пораженные святостью и чистотой их нового бытия, их стойкостью и мужеством перед лицом гонений и пыток, эти люди сами все чаще превращались из лютых волков в овец стада Христова.

Но вот наступил совершенно иной период в жизни Церкви: христианство, еще недавно гонимое, превратилось в государственную религию могущественнейшей империи. Мир же, хотя и изменился, но всецело не переродился. И любовь к нему, которая, по слову Писания, есть вражда против Бога (Иак. 4, 4), так и осталась в сердцах большинства живущих в нем людей. А отторгаемые им прежде и сами не приемлющие его "язычества" христиане сделались вместе с тем его частью. Так в сердце самого мира началась борьба - между духом Христа и духом антихристовым; христианство стремилось преобразить мир, освятить, привести его ко Христу, а мир - оземлить, "секуляризовать" христианство, превратить его из Божественного установления в некий общественно-государственный институт, имеющий свои моральные нормы, которые, впрочем, не обязательно соблюдать. И сколь тяжка эта борьба, можно заключить из того, что не раз на протяжении веков слышался в Церкви Христовой вопрос: не легче ли было тогда, когда горели костры и блистали мечи римских воинов, когда хищники устремлялись на арену и зрители замирали на трибунах, предвкушая кровавую расправу над последователями распятого Христа?

А наше время, наверное, еще сложнее; еще хитросплетенней, еще запутанней сама борьба - особенно в теперешней России, на всех землях, связанных с ней единым прошлым, общей историей. Позади у нас - гонения, по жестокости своей не уступающие гонениям эпохи Декия и Диоклетиана. Затем - десятилетия "антирелигиозной пропаганды", когда государство со всем своим аппаратом вело целенаправленную, "научно" организованную борьбу с религией. И само настоящее - теперь, когда появилась возможность трезво его оценивать, - представляется уже отнюдь не идиллическим, исполненным надежд на "расцвет" духовности и долгожданное "всенародное покаяние".

Что видели мы на протяжении ряда последних лет? - Открывались храмы, восстанавливались древние обители, Церкви возвращалось - с трудом и малыми дозами - отобранное у нее имущество. А параллельно, не встречая препятствий и затруднений, стремительно и неудержимо в нашу жизнь входило то, что именуется в Писании тайной беззакония в действии (2 Фес. 2, 7): невиданных масштабов хищения, бесконечные политические интриги, цинизм и жестокость, беспощадная борьба за место под солнцем как между "сильными", так и между "слабыми" мира сего, военные конфликты и массовая гибель людей, встречаемая (уже!) равнодушием общества, ужасающая безнравственность и разврат, - вот та реальность, которая окружает нас сегодня. И это же - тот фон, на котором возрождается Церковь…