Жизнь гораздо сложнее штампов. Конечно, если придет человек и скажет: «Владыка, я тут партию наркотиков продал очень выгодно, возьмите десятину…», я не возьму. И ни один священник, я надеюсь, если он в здравом уме, не возьмет никогда. Если я знаю, что владелец предприятия год не платит людям зарплату и при этом несет в церковь деньги, я скажу: пойди, заплати людям зарплату. Перед Богом это выше того, что ты пожертвуешь на церковь…

Как Вы относитесь к атеистам? Намерена ли Церковь строить с ними отношения?

70 лет пропагандистско-репрессивная машина советского государства работала против Православной Церкви. Сложно предположить, что всего за 15–20 последних лет все это выветрилось из умов людей. И тут проблема не в атеизме как таковом, а в социуме и в психологии. Для таких людей атеизм является некой неразрывной частью прежнего образа жизни, прежнего строя, прежней страны. И для них сегодняшнее возрождение Церкви — наглядное свидетельство того, что рухнуло то, чему они когда-то служили. Именно от такой категории граждан приходилось (иной раз и сейчас приходится) слышать эмоциональные восклицания типа: «Мало вас, попов, стреляли в свое время!!!».

Уже давно подмечено (и верно подмечено!), что воинствующий атеизм — это своего рода логический нонсенс. Ведь если вы не верите в Бога, тогда зачем с Ним бороться? Какой смысл бороться с тем, чего нет? Я вот, к примеру, совершенно не интересуюсь футболом. Но я же не борюсь с ним! Есть люди, которые совершенно ничего не понимают в опере (кстати, думаю, они составляют подавляющее большинство в обществе). Но ведь никто же из них не выходит с акциями протеста к зданию оперного театра!

Я думаю, что атеизм — это в большинстве случаев тоже некое прикрытие (только более системное и продуманное) своего негативного отношения к Церкви и Богу, проявление того самого личного спора человека с Богом.

Лично я к атеизму отношусь спокойно. Дело в том, что с атеистами мне приходится сталкиваться нечасто. Они как-то привыкли жить в своей среде, стараясь, как правило, к Церкви близко не подходить. Поэтому, если появляется повод пообщаться, общаемся, а нет — значит, и не общаемся.

Что же касается «научных» экзерсисов на ниве атеизма — это нам, как говорится, знакомо: знаем, изучали. В большинстве случаев атеистическая аргументация носит явно надуманный характер. На серьезные вопросы, которые поднимались людьми с атеистическим подходом, богословие уже много веков назад дало ответы.

Здесь дело в другом: в вопросах веры человека убедить невозможно! Поэтому сложно говорить о «выстраивании отношений Церкви с атеистами». Церковь выстраивает отношения с теми, кто к ней обращается или хотя бы проявляет интерес. Если же мы сталкиваемся с попытками откровенно враждебного воздействия на Церковь, то, естественно, считаем своим долгом адекватно ответить.

Считается, что именно в советский период наша страна отошла от Православия. Но вот в воспоминаниях о святом праведном Иоанне Кронштадтском можно прочитать, что ему пришлось сделать замечание студенту… прикуривавшему в храме от лампады. А Патриарх Тихон причиной кровавой смуты называл отхождение народа от веры именно в предреволюционные годы. К какой степени воцерковления должен вернуться наш народ? Был ли в истории нашей страны период, который в этом отношении можно считать идеальным?

Эта очень сложная тема, о которой можно говорить долго. В истории России я бы выделил два относительно благополучных периода: время правления императора Александра III и период столыпинских реформ. «Красное колесо» А.И. Солженицына, где эти события анализируются,— удивительная, глубокая книга, в которой дана очень точная оценка того, что случилось с нашей страной. Оглядываясь назад, мы видим православную державу, мощь, стабильность, верующий народ. Но сквозь толщу этого благополучия прорастали те проблемы, которые и привели к последующему кризису. Удивительная, страшная тенденция: в среде российской интеллигенции на рубеже XIX–XX веков гражданская порядочность приравнивалась ненависти к правительству и желанию скорейшей революции, причем революционность была связана с атеизмом, поскольку Церковь была одним из устоев государственности и с ней предполагалось бороться до последнего.

Если вспомнить того же святого — праведного Иоанна Кронштадского, то в это время он в своих проповедях обличал недостаточную решимость и твердость власти и, обращаясь к народу, предрекал, что православный царь отнимется от него и будут посланы жестокие, немилосердные правители, которые зальют землю кровью. И мы видим, что его слова исполнились буквально, причем на протяжении жизни одного поколения — тех, кто мог слышать эти проповеди.

Но сегодня, восстанавливая церковную жизнь в нашей стране, мы не имеем права копировать то, что было когда-то. Ничего не надо «брать за образец», тем более что эти образцы теперь нам известны только по литературе, по воспоминаниям, а насколько разными могут быть литература и воспоминания об одном и том же времени, можно судить, если положить рядом и читать попеременно две книги — «Пошехонскую старину» М. Салтыкова-Щедрина и «Лето Господне» И. Шмелева. Не надо пытаться вернуть то, что ушло,— поддевки, сарафаны, смазны€е сапоги. Надо ждать, когда Господь даст те формы церковной жизни, которые адекватны сегодняшнему дню. И стремиться к тому, чтобы вся жизнь наша, все поступки были проникнуты духом Евангелия: вот оно — вне времени.