Первый симптом определяется по тому, какой смысл он вкладывает в слово «соборность».

Есть у историков науки такая шутка: величие человека измеряется тем, насколько он затормозил развитие своей науки. Это больше чем шутка. Авторитет подлинно великого ученого столь огромен, что многие поколения аспирантов чахнут в его тени, не смея поставить под сомнение теории великого мэтра.

Велики были русские славянофилы XIX века. Искренние, мужественные, верующие и умные люди. Велики их заслуги перед Церковью. Но и рану русскому богословию они нанесли незаживающую. Они (и прежде всего – А. С. Хомяков) профанировали богословский термин «соборность». Богословский термин они перевели на язык этнографии и социологии, отождествив соборность и общинность.

До революции богословские труды Хомякова издавались с предупреждением от церковной цензуры – неточность выражений автора вызвана тем, что он не имел богословского образования... «Официальное школьное богословие хомяковская соборность пугает», – писал Николай Бердяев13. Бердяевская интонация и оценки – это одно, но сам факт настороженного отношения академического богословия к теологическим опытам Хомякова Бердяев отметил точно.

Академическое богословие совершенно справедливо не усматривало никакой связи между «соборностью» и соборами как органами управления Церковью. Достаточно посмотреть «Катихизис» свт. Филарета Московского.

Славянское слово соборный – это не вполне удачная попытка перевести греческое слово кафоликос. Вряд ли можно утверждать, что именно учителя славян свв. Кирилл и Мефодий перевели греческое слово кафоликос как соборный.

В большинстве древних славянских текстов слово кафоликос оставалось без перевода. Лишь в XIV–XV веках слово соборный вытесняет кафолический. До той поры оно было лишь одним из многих славянских конструктов, которыми пробовали передать смысл греческого оригинала: мирскыи, въселенскъ, обьщъ, вьсячьск14. Судя по этому разнобою в терминах, не Кирилл и Мефодий стоят у перевода соборный.

В конце концов, это просто затемняющий перевод греческого термина. Для древних славянских книжников эта неправильность была неизбежной по той причине, что наиболее точный смысл слова кафоликос – вселенский – был уже занят совсем другими денотатами. Термин «вселенная» воспринимался как синоним Византийской империи (а славянские идеологи не хотели считать свои земли частью греческой империи), и вселенской Церковью называла себя именно и только патриархия Константинопольская.

Славянское слово соборный было бы хорошим переводом греческого слова синодикос, поскольку собор по-гречески – синод (буквально со-путие, идущие вместе). А вот слово кафоликос надо было бы перевести как-то иначе.

Слово олос в классическом греческом языке означает целый, цельный, полный, совершенный, весь. Соответственно, каф-оликос означает всеобщий. У Аристотеля кафолико лого значит вообще говоря (в смысле общее правило). Наречие кафолу означает всеобще.

Философы словом кафоликос пользовались для обозначения предельных реалий15. Зенон писал трактат об универсалиях, кафолика. При этом универсальное понималось как нечто единственное, его нельзя было путать с суммой. Это то целое, которое прежде и первичнее своих «частей», то целое, которое придает смысл и бытие своим компонентам16.

Единство и целостность Церкви строятся Сверху: Единый Бог дарует Себя и Свое единство людям...

И все же слово кафоликос слишком непонятно: предлог ката означает по; корень ол – всё... Получается – повсемный. Но по чему – по всему?

Было время, когда и на Западе, и на Востоке слышался одинаковый ответ на этот вопрос: «Церковь называется соборною потому, что она в целой вселенной, и потому, что во всеобщности и без всякого опущения преподает все, долженствующее входить в состав человеческого ведения. Наконец, потому, что как повсеместно врачует она всякого рода грехи, так в ней же приобретается все, именуемое добродетелью»17. «Церковь называется кафолическою потому, что она совершенна в целой общности своих членов, и не заключена ни в ком из них, и что распространена по всему миру»18.