“ Так ублажает он человека подобного себе, земного, подобострастного, смертного, но возбуждающего желания его временным благолепием и временною славою.

6. Но если плотским людям столько вожделенна слава царя земного; то люди, на которых уканула оная роса Духа Божественной жизни, и уязвила сердце божественною любовию к небесному Царю-Христу, тем более привязываются к оной красоте, к неизглаголанной славе, к нетленному благолепию, к недомыслимому богатству истинного и вечного Царя-Христа. Они отдаются в плен вожделению и любви, всецело устремляясь ко Христу, и вожделеют улучить те неизглаголанные блага, какие созерцают духом, и ради сего ни во что вменяют всякую на земле красоту, и славу, и благолепие, и честь, и богатство царей и князей; потому что уязвились они божественною красотою, и в души их уканула жизнь небесного бессмертия.

Посему и желают единой любви небесного Царя, с великим вожделением Его единого имея пред очами, ради Него отрешаются от всякой мирской любви и удаляются от всяких земных уз, чтобы возможно им было сие одно желание иметь всегда в сердцах [1], и не примешивать к нему ничего иного.

7. Но очень немного таких, которые с добрым началом соединили добрый конец, непреткновенно дошли до цели, имеют единую любовь к единому Богу и от всего отрешились. Многие приходят в умиление, многие делаются причастниками небесной благодати, уязвляются небесною любовию; но, не выдержав встретившихся на пути различных борений, подвигов, трудов и искушений от лукавого, поелику у каждого есть желание любить что-либо в мире сем и не вовсе отрешаться от любви своей, возвратившись к разнообразным и различным мирским пожеланиям, по слабости и недеятельности, или по боязливости собственной своей воли, или по любви к чему-либо земному, остались в мире и погрязли в глубине его.

А те, которые действительно намерены до конца проходить доброе житие, должны, при оной небесной любви, не принимать в себя добровольно и не примешивать никакой другой любви и приверженности, чтобы не положить тем препятствия духовному, не возвратиться вспять, и наконец, не лишиться жизни. Как обетования Божия велики, неизглаголанны и неисповедимы; так потребны нам вера, и надежда, и труды, и великие подвиги, и долговременное испытание.

Не маловажны те блага, какие уповает получить человек, вожделеющий небесного царства. Со Христом желает он царствовать бесконечные веки; ужели же не решится с усердием, в продолжение краткого времени жизни сей до самой смерти, терпеть борения, труды и искушения? Господь взывает: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, повседневно радуясь, и по Мне грядет (Мф. 16, 24).

И еще: аще кто не возненавидит отца, матерь, жену, чад, братию и сестр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик (Лук. 14, 26). Но весьма многие из людей, хотя намереваются получить царствие и желают наследовать вечную жизнь, однако же, не отказываются жить по собственным своим хотениям и следовать сим хотениям, лучше же сказать, следовать посевающему в них суетное; и не отрекшись от себя, хотят они наследовать вечную жизнь, что — невозможно.

8. Истинно слово Господне. Те непреткновенно шествуют, которые, по Господней заповеди, всецело отреклись от себя, возгнушались всеми мирскими пожеланиями, связями, развлечениями, удовольствиями и занятиями, имеют пред очами единого Господа, и вожделеют творить Его заповеди. Посему, собственною своею волею совращается каждый, если действительно не восхотел он получить царство и отречься от себя, и при оной любви любит еще что-нибудь, услаждается какими-нибудь удовольствиями или пожеланиями века сего, и не имеет ко Господу всецелой любви, сколько возможно сие для произволения и хотения.

Уразумеешь же все это из сего одного примера. Всякий человек доходит иногда рассудком и знает, что ни с чем несообразно дело, какое желательно ему сделать, однако же, поелику имеет к тому любовь и не отрекается от любви, то уступает над собою победу. Сперва внутри сердца его бывают брань, борение, и равновесие, и склонение, и перевес то любви к Богу, то любви к миру.

И тогда человек начинает рассуждать, входить ли ему в ссору и спор с братом; он говорит сам в себе: „скажу ему; нет, не скажу. Заведу с ним речь; нет, не заведу“. Помнит он о Боге, но и свою бережет славу, и не отрекается от себя. А если любовь и наклонность к миру перетянут несколько на весах сердца; тотчас лукавый помысл готов подвигнуть и уста. Потом ум, как бы натянутою стрелою, изнутри устреливает ближнего языком, и в сбережение славы своей, без всякого уже принуждения воле, мечет стрелы непристойных слов.

Потом же продолжает язвить ближнего непристойными словами, пока грех не разольется по членам; и иногда члены сии, препиравшиеся между собою устами, лукавое вожделение доводит до ударов и ран, а иногда, простершись и до убийства, готовит смерть. Смотри же, чем началось дело, и какой конец получила любовь к мирской славе, по собственной воле человека перевесив на весах сердца.

Поелику человек не отрекся от себя, и любит что-нибудь в мире; то происходят от того все сии несообразности.

9. Тоже представляй себе о каждом грехе и худом начинании; порок льстит и склоняет волю ума мирскими пожеланиями, обольщением и плотским удовольствием. Так приуготовляется всякое порочное дело, прелюбодейство и татьба, любостяжательность и пьянство, сребролюбие и тщеславие, ревность и любоначалие, и какое бы то ни было порочное предначинание. Иногда хорошие, по-видимому, начинания приводятся в исполнение ради славы и людской похвалы; а сие пред Богом равно неправде, и татьбе, и другим грехам.

Ибо сказано: Бог разсыпа кости человекоугодников (Псал. 52, 7). И в добрых, по-видимому, делах лукавый видит себе услугу; он весьма разнообразен и обманчив в мирских пожеланиях. Для какой-нибудь земной и плотской любви, которою человек связывает себя по собственной воле, уловляет его грех, делается для человека оковами, узами, тяжким бременем, которое потопляет и подавляет его в веке лукавом, не давая ему собраться с силами и возвратиться к Богу.