Более того, мы не знаем имен тех проповедников, которые совершили самую грандиозную миссионерскую революцию: они дерзнули «подарить» Христа не-евреям. «Между тем рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме Иудеев. Были же некоторые из них Кипряне и Киринейцы, которые, придя в Антиохию, говорили Еллинам, благовествуя Господа Иисуса» (Деян. 11,19 — 20). До этой минуты мы видим лишь проповедь к «эллинистам», эфиопскому евнуху и сотнику Корнилию, т. е. язычникам, принявшим иудаизм или с симпатией относившимся к нему. Теперь же впервые проповедь обращается к людям, вообще не знакомым с миром Библии. Это уже не прозелитизм, а именно миссия. Кто же эти «некоторые»? Не знаем...

От других миссионеров остались лишь имена, рассказы об их мученичестве или, напротив, реляции об их победах. Но не их проповеди.

Наконец, в тех случаях, когда до нас доносятся их слова, мы не можем сказанному учиться, ибо мы это уже давно знаем. В любом бизнес-институте сегодня объяснят, что для продвижения товара на чужой национальный рынок нужны: а) рассказ об этом товаре (реклама) на местном языке б) благотворительность местному населению... И что с того, что впервые эти правила сознательного выхода за свои национально-культурные границы выработала и осознала христианская миссия. Это стало настолько очевидным, что уже неудобно повторять. Неудобство состоит в том, что не так-то просто нам найти продолжение затронутой темы. Хочется отойти от общих и всем известных вводных формул, хочется детализации, конкретики, подробного рассказа о конкретных методах, которые можно перенести из прошлого в сегодняшний день... И всего этого в византийском материале не найти...

Оттого весьма разочаровала меня книга Иакова Стамулиса «Православное богословие миссии сегодня», изданная в 2003 году Православным Свято-Тихоновским Богословским институтом. Я не нашел в ней ничего полезного для себя. Красивые византийские слова о жизни в Духе Святом, о том, что задача миссионера — вести в Царствие Божие, и прочее... Но вы мне подскажите средства! Не нашел я там советов — что, как и кому нужно говорить, какие аргументы использовать. Нет в ней, как и вообще в византолого-патрологической литературе, ничего, что могло бы помочь в нашем научении миссии для нашего мира.

Есть немногие свидетельства о случаях византийской миссии. Их достаточно для нескольких исторических лекций. Но из них ничего нельзя взять для других разделов курса миссиологии. Миссиология не может быть сведена к истории православной миссии. История — это лишь один из разделов миссиологии, и притом не самый главный.

При всем духовном богатстве старых книг, в них практически нет размышлений и советов, как вести миссию сегодня.

И совсем нет рассказов о негативном миссионерском опыте — как в истории, так и в современности. Ведь если христиане на планете в меньшинстве — значит, что-то у нашей миссии не удалось! Но что же именно? Для ответа на этот вопрос надо понять, что миссиология — это прежде всего разговор не о наших триумфах, а о наших ошибках. Почему при всей дивной красоте Евангелия мир до сих пор не стал христианским? Почему двенадцать апостолов смогли выстоять в огромной Римской империи языческой, а потом десятки миллионов христиан оказались миссионерски неприметны?

Вот бы найти в истории нашей Церкви полемику между миссионерами о методах и аргументах миссии! Уж чего не отнять у византийских церковных писателей, так это готовности к полемике и к обвинениям по любому поводу. Но анафем, осуждающих неверные миссионерские методы, нет. И канонов о правильной миссии тоже нет. И споров о том, как донести Евангелие до других народов, не велось. Верный признак того, что и самой этой работы просто не было.

Так есть ли миссионерская традиция в Православии, и если да, то можно ли ей следовать так же, как мы следуем догматической традиции, иконописной или литургической?

Это вопрос не столько исторический, сколько богословский. Православное богословие порицает концепцию «догматического развития». Предполагается, что полнота Богопознания была дана апостолам. К апостольскому Богопознанию мы прибавить ничего не можем. Со временем могут уточняться лишь формы перевода этого таинственного (мистического) Богопознания на язык человеческой речи и культуры4.

Миссия не то что не чужда Церкви, а является ее основным призванием, и, значит, миссионерское предание в Православии должно быть. Но вот его оформления в ясные формулы и примеры до сих пор не произошло.

Каждый хоть малость богословски образованный православный христианин знает, как надо и как не надо мыслить о Христе. Знает, например, что можно сказать, что Христос несет на Себе наши грехи, но нельзя сказать, будто в Нем живет какой-то Его собственный грех. Но есть ли такое, столь же общепринятое в Церкви «миссионерское правило»? Есть ли такой опыт миссионерства, который бы в памяти и учении Церкви был закреплен как позитивный или негативный?

Если бы у нас было непрерывное и чтимое Церковью миссионерское предание, то среди великих годовых церковных праздников был бы день, посвященный воспоминанию и празднованию Нагорной проповеди.

Это вообще чрезвычайно интересный вопрос, относящийся к «основам православной культуры», — как и почему те или иные эпизоды новозаветной истории определяются в качестве предметов особой и торжественной ежегодной памяти, а другие евангельские страницы теряются в общем течении будничных чтений.