Тот, кто имеет зрение своих грехов, получает силу страха Божия. Когда эта священная сила начинает действовать, тогда удаляется земной страх и все, что с ним связано. Живой пример страха Божия от начала века являли те подвижники, которые с дерзновением принимались за скорбные и тяжкие труды, чтобы соблюсти заповедь Божию, которую внушал им Божественный страх.

Чтобы избежать соблазнов, они удалялись в пустыню (как и сейчас это случается) и пребывали там среди диких зверей и разбойников, среди лишений и непредвиденных опасностей, как говорит апостол Павел, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11, 37-38).

Через это самоумерщвление, которое выше человеческого понимания, они свободно получили плод Божественного страха — блаженный плач, вызванный чувством удаленности от возлюбленного Бога. Как может чувственный мир себялюбия и безверия понять причину, по которой боголюбцы презирают все мирское и рыдают, как матери над могилами своих возлюбленных детей? Насколько глубоки корни зла!

Одними человеческими силами выкорчевать их невозможно. Те, кто не познал таинственного действия благодати, никогда не поймут до конца духа богобоязненных. У Бога нет лицеприятия. Благодать дается только тем, кто верит в Бога и предает себя всецело попечению Божию. От дара Божественной любви, подобно всходам, появляются слезы. Эти слезы снова умножают любовь, и если не прерывается это святое действо, то приходит упоение, как называет такое состояние авва Исаак Сирин.

Это то упоение, от которого напоялись сонмы пророков и Апостолов, мучеников и всех тех, кого исчисляет великий Павел, говоря, что их не смогли отлучить от Христа ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни голод, ни нагота, ни опасность, ни меч (ср.: Рим. 8, 35); ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь (Рим. 8, 38-39).

Таковые от всего сердца воспевали: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание. Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас (Рим. 8, 36-37). Что ты имеешь, чего бы не получил? (1 Кор. 4,7) Каждый дар благодати подобен языку пламени Божественной любви. Чтобы сердце было способно вместить это Божественное пламя, следует доказать на деле самоотвержение и долготерпение в различных искушениях, которые по сути дела преследуют одну цель — представить нас неверными перед возлюбленным Христом.

Между дарами благодати и подвигом веры существует определенная связь. Те, кто следует путем заповедей Христовых, перерождаются, духовно преображаются. Это происходит со всеми не одинаково, но в соответствии с усердием каждого. Тех, кто сраспи-нается Иисусу Христу, Божественная благодать уподобляет Тому, Кого они любят. В этом заключается богословие Креста, и Павел воспевает Крест как свет Божественной любви.

Еще раз напоминаю о большом значении страха Божия как первооснове всего и фундаменте покаяния. Авва Исаак, шествовавший путем трезвения, говорит об этом следующее: «Страх Божий есть начало добродетели. Называют его также плодом веры, и зарождается он в сердце, когда ум человека отвращается мирской суеты, чтобы собрать свои мысли, блуждающие по сторонам...»1.

Божественный страх — это не продукт умственной деятельности и не плод интеллектуальных усилий, но дар Божий, дарованный тем, кого Отец Небесный привлек к себе (см.: Ин. 6, 44). Это, опять же, именно те, кто всецело уверовал в Пришедшего призвать грешников к спасению (см.: Мф. 9, 13). Это те, которые без сомнения признают Его Божественную природу и истину Его святых заповедей.

Таковым становится очевиден мрак всеобщего отступления и его онтологическая глубина. Кто не чувствует этого своего отступления, тот умрет во грехах своих (ср.: Ин. 8, 24). Это ощущение греха зачинается и живет только там, где отношения Бога, как Творца и Господа, и человека, как творения, имеют личностный характер. Любое другое чувство и определение греха свидетельствует о заблуждении и неправильном понимании.

В этой атмосфере личностных отношений и общения с Богом грех оценивается как преступление против Отеческой любви Божией2 , как явное удаление от Бога через склонение воли на страсть и развращение. Поэтому страх Божий проявляется в полном воздержании, которое есть орудие против себялюбия. Начало премудрости страх Господень (Пс. 110, 10). Этот страх даруется свыше, и его действие заключается в том, что человек ощущает сначала Бога, а потом самого себя.

Сила этого страха помещает нас перед судом Божиим, где в присутствии Божием почти явственно обличается наша вина. Убежденность в собственной греховности дается большим трудом и душевным страданием. Мы задыхаемся во тьме неведения, ибо господствующие над нами страсти свидетельствуют о нашем нечувствии. Только Божественный страх пробуждает нас от беззаконной жизни и просвещает светом благоразумия.

С одной стороны, мы осознаем опасность нашего положения, а с другой — подтверждаем святость и кротость Божию. О значении Божественного страха нет нужды много говорить. Без его очищающего действия не открывается путь к Божественной любви. Страх Господень — не только начало премудрости, но и начало любви Божией. Благодаря ему душа переживает познание своего греховного состояния, прилепляется к Богу и не желает больше разлучаться с Ним.

Этот страх вызывает в нас изумление перед открывшимся Богом. Мы чувствуем, что недостойны такого Бога, и ужасаемся3 . В начале покаяния нет иного чувства, кроме душевного страдания от ощущения вины. Но если мы пребудем непреклонны, тогда незаметно приближается, хоть и сокровенный, свет благодати, и исполняет нас чувством присутствия Божия. Здесь мудрость (Откр. 13, 18).