Когда маленького мученика били, хозяин насмешливо спросил: «Ну,что, помогает тебе твой Христос?». Сиротка, утирая слезы, тихо ответил: «Он помогает мне терпеливо сносить все эти наказания».

«Дайте ему еще 25! — закричал мучитель.— Ну, а теперь помогает тебе Христос твой?»

«Он внушает мне надежду будущего блаженства»,— тихо ответил отрок.

«Еще 25! — заревел жестокий тиран.— Ну, а как теперь, Он помогает тебе, твой Бог?»

«Он учит молиться за тебя, мой господин»,— чуть слышно произнес маленький мученик — и тихо отдал душу свою в руки Божии.

***

Какой в этом большой урок для нас с тобой, мой дорогой и милый друг! Как мы-то слабы и немощны, чтобы так бесстрашно и жертвенно идти за Христом! Чтобы все-все, даже смерть, понести за Него, нами нежно любимого и чтимого. Как эта юная девица или этот негритянский отрок обличают нас с тобой за наше нерадение и небрежение к нашему христианскому долгу!

Ведь для нас с тобой нет ничего дороже на свете, чем Господь наш Спаситель. И любим мы Его, и чтим, и молимся Ему. А случись что, сразу прячемся «в кусты». Говорим, что мы почти и неверующие, мы как все. О иудино окаянство!О преступное малодушие! Низкий, животный страх!

Одна девушка рыдала у креста и Евангелия: она вот так же отреклась от Христа, от своего Господа Спасителя. ...К ним в дом пришли. Девушка была одна. «Это что, иконы твои? Ты на них молишься?» — спросили ее. Она перепугалась. А вдруг да с работы снимут? Сошлют? Осмеют да еще что-нибудь сделают. «Нет,— говорит девушка,— это мама молится, это ее иконы, а я-то... я-то перестала молиться...»

А когда ушли, она заплакала: «Что я наделала? Как теперь я буду жить без Господа? Отреклась. Отказалась. Предала Его, как Иуда...». О Боже, сохрани каждого из нас от этой страшной участи! Лучше и не жить, чем так делать. А все это бывает по боязни, по ложному страху человеческому. Все боимся, как бы чего не случилось с нами, как бы худо не было. Людей боимся, а вот Бога не боимся.

***

«Кто боится Бога, тот не должен ничего бояться на свете»,— сказал прусский король и бесстрашно открыл дверь...

Это было в Пруссии. Король проснулся ночью и увидал в окно, что зал заседаний сильно освещен. «Кто в зале в такой поздний час?»,— спросил он адъютанта. Тот ответил, что там никого не может быть, двери все заперты, и ключи у него. «Смотрите же,— указывал король на окно,— весь зал освещен, в окнах свет. Кто там может быть в полночь?» И он решил сам идти в палаты и посмотреть, кто там, тем более, что в освещенные окна видны были какие-то люди. Его тяготило какое-то страшное предчувствие. Взяв ключи, он пошел по коридору. Адъютант — следом. «Боже мой,— ужасается король,— да и стены-то в коридоре все обтянуты черным. Что такое ужасное делается в зале заседаний?» Когда они подошли к главной двери, ведущей в зал, в страхе остановились. Дверь была заперта. «Открывайте»,— приказал король адъютанту. Последний трясся от страха и наотрез отказался. Король чувствовал, как дрожат его колени и на голове поднимаются волосы. Секунду помедлив в нерешительности, он сказал: «Кто боится Бога, тот не должен ничего бояться на свете»,— и... открыл дверь... И что же они увидели?

По полу зала бежали потоки крови. Какие-то таинственные люди совершали казнь нескольких осужденных. Им рубили головы, и тела, обливаясь кровью, падали на пол. Это было зловещее предсказание будущей судьбы прусского государства. «Когда это будет?» — страшным голосом воскликнул король. «Ровно через 100 лет»,— ответил ему некто, и видение скрылось. В зале сделалось темно, страшно. Король и адъютант выбежали из зала, не закрыв дверей...

***

Кто боится Бога, тот ничего не должен бояться, а кто Бога не боится, тот будет бояться всего, и даже там, где бояться-то нечего.

Несколько лет подвизаясь в Лавре, протодиакон отец Григорий незаметно подходил к неизбежному концу своей жизни. Любимая святыня — Лавра Преподобного Сергия — подняла его на высокую ступень духовной жизни. Он, как бы окрыленный молитвами небесного игумена Преподобного Сергия, стал человеком глубоко духовным и благодатным. Время, свободное от богослужения, он большею частью проводил в своей одинокой келии. Тихо сидел он у келейного стола и углублялся в чтение священных книг, черпая из них благодатную пищу для своей души.

Читал он также книги о святых отцах-подвижниках прежних и настоящих времен. Особенно любил читать повествования о жизни современных ему благочестивых старцев. Его боголюбивая душа хотела видеть свежие подвиги. Она жаждала убедиться в том, что наша современная Церковь так же не бедна святыми мужами и чудесами, связанными с их жизнью.