***

...Старец Гавриил, настоятель одного из монастырей, проснулся ночью от страшного смрада в его келии. Открыл глаза. Боже мой! Полна келия бесов. Черные, отвратительные, гадкие, с оскаленными зубами. Старец сел на своей постели. Бесы обступили его со всех сторон и стали клеветать ему на братию. Брат такой-то — пьяница, другой — вор, третий — блудник, четвертый — обманщик. Старец сидел, слушал, а потом сказал: «Вон отсюда, хулиганы! Как вы смели прийти сюда и клеветать на братию?» Бесы не уходили. Тогда старец встал с койки и пошел в угол, где стояла его иерусалимская палка-посох. Взяв ее, он стал грозить ею бесам. «Ах вы, забрались в келию, да еще хватают за рубашку, за подол! Прочь отсюда, клеветники!» И бесы скрылись. Старец долго потом ходил по келии из угла в угол и все стукал своей иерусалимской палкой о пол. «Ишь чего выдумали, обманщики, хулиганы, да еще за подол хватают!»

В дверь постучали. Келейник принес старцу чай. А он все ходит из угла в угол, грозит своей иерусалимской палкой и приговаривает: «Ишь, хулиганы, забрались, не на того напали...» (Из жизни схиархимандрита Гавриила).

***

Читая подобные повести, отец Григорий воодушевлялся, проникался особым чувством любви к монашеской жизни и удивлялся бесовским козням. Но Господь не судил умереть ему монахом, он умер священнослужителем, живущим в монастыре. Ведь бывают судьбы Божии неисповедимы в жизни человека. Так было и в жизни протодиакона Григория. Что-то таинственное, непостижимое виделось в его судьбе. И как он ни стремился к монашеской жизни, умер простым священнослужителем.

Может быть, и у тебя, мой милый друг, есть в жизни нечто подобное? Может быть, и ты всю жизнь стремишься к монашескому подвигу, но Господь не приводит тебя к этому? Так ты не горюй, не опускай руки. Терпеливо жди и не ослабляй своей духовной жизни. Помни, что Господь лучше знает твою душу и на что она способна. И в мирском звании ты спасешься, если не будешь лениться. И монашество тебя не спасет, если не будешь радеть, будешь без конца спать, ссориться, клеветать и делать прочие мирские дела.

Однажды отец Григорий отправился в отпуск. Он захотел съездить в одно знакомое место, отдохнуть и поправить свои физические силы. Тем более, что он стал чувствовать общее недомогание и болезнь в желудке. По прошествии недели, не больше, обратно в Лавру его принесли на носилках. Он был в крайне болезненном состоянии. Когда мы пришли в его келию, чтобы проведать его, он лежал в постели. И волосы, и лицо, и руки его были белыми... Мы его не узнали: как мог человек измениться в такой короткий срок! Он был настолько слаб, что без посторонней помощи, не смог бы подняться с постели. Чтобы достать что-либо со стола — водички, просфорочки — он подтягивался за полотенце, привязанное одним концом к спинке койки в ногах, и так садился. Он почти ничего не ел. Внутренний жар палил его организм, и он утолял свою жажду маленькими кусочками апельсина. Ничего другого желудок не принимал.

Не забыть мне бесконечно мучительного взгляда, такого страдальческого, мученического, которым он встретил нас. Когда мы стали выражать ему чувство соболезнования, он слабым голосом отвечал: «О, еще послужу, еще потружусь у Преподобного Сергия». Но по всему видно было, что отец Григорий уже не жилец, что здесь он уже отслужил. И действительно, через два дня его не стало. Его бессмертная душа, так много лет стремившаяся в святую обитель Преподобного Сергия, нашла там покой. Под кровом любимой святыни он завершил свой жизненный путь. Окрыленный благодатью Божией, очищенный подвигами и молитвами святых, да и своими постоянными трудами и богослужением, он воспарил на Небо.

Отец Григорий умер простым человеком, но как украсилась и окрылилась его душа! Как она очистилась и убелилась терпением и святостью!

Говорили, что он в последние годы, бывая в отпуске, особенно стремился скорее вернуться в святую Лавру. Он боялся, как бы ему не умереть где-то на стороне. Как бы ему не остаться одиноким вне святой обители. Любимая святыня влекла его к себе. Отец Григорий даже чувствовал, что Сергий Преподобный зовет его умирать в свою обитель и что он только там найдет себе покой.

После похорон, придя в его келию, мы нашли ее в абсолютной чистоте и порядке. Каждая книжечка, карандашик, каждая вещь лежали аккуратно на своих местах. Как любил отец протодиакон чистоту и порядок в жизни! Несомненно, что, любя внешнюю чистоту, он любил и внутреннюю. Содержа келию в образцовом порядке, он строго следил за порядком в своей душе. В последние дни жизни тяжелая болезнь очистила его от остатка греха, приготовив к вечной блаженной жизни.