Женева, Лондон, Упсала

Продолжая посещения экуменического характера, после Рима патриарх направился в Женеву. 6 ноября 1967 года его принял во Всемирном Совете Церквей генеральный секретарь Совета пастор Карсон–Блэйк. С большим благородством патриарх выразил благодарность Совету: «Мы прибыли сюда, чтобы заявить, что наш патриархат сознает, сколь многим он обязан Всемирному Совету Церквей, как в прошлом, так и в настоящем и будущем. Сказать об этом вынуждает пас долг справедливости, ибо деятельность Совета направлена прежде всего против греха разделения внутри Церкви Христовой».

Патриарх напомнил, что с молитвы «о мире всего мира, о благостоянии святых Божиих Церквей и о соединении их всех» начинается всякая православная служба; экуменическая деятельность в каком–то смысле служит лишь продолжением этой молитвы.

Он указал на диалектику, по которой экуменическое призвание соединяется с уверенностью, что только в Православии сохранилась вся полнота истины: «Никакая христианская Церковь не имеет права на изоляцию, на уверенность в том, что ей не нужны контакты с другими христианскими братьями. Ни одна Церковь не вправе сказать, что те, кто живет за ее пределами, лишены всякой связи с Христом. Напротив, чем более она сознает себя единственной хранительницей истины, верной словам Христа, преданию и миссии древней, единой и неразделенной Церкви, тем более она должна стремиться к диалогу и сотрудничеству с другими христианскими деноминациями. Она должна делать это в духе любви, смирения, по примеру самого Христа, дабы содействовать победе истины и созиданию Тела Христова». Православное участие во Всемирном Совете Церквей направлено к осмыслению общего служения миру, страждущему в мук рождения; оно ищет общего, хотя и свободного компромиссов, богословского обоснования этого служения. Слова патриарха в данном случае звучали в согласии с традиционной позицией Константинополя, в частности, с Посланием 1952 года: «Сотрудничая с Всемирным Советом Церквей, мы никоим образом не стремимся к тому, чтобы оставить в стороне наши богословские трудности, мы не ищем какого–то поверхностного и равнодушного согласия в том, что нас разделяет. Мы ставим себе целью прежде всего достижение искреннего взаимопонимания в подлинном Духе Христовом, чтобы содействуя Ему, все члены Тела Христова причастились от одного хлеба и от одной чаши».

В рамках православного участия во Всемирном Совете Церквей патриарх возвращается к тем инициативам, которые были им предприняты в деле сближения православия и католичества. «Вселенский патриархат предпринял шаги, содействующие христианскому единству. Прежде всего мы имеем в виду новую эру и отношениях между Римско–Католической Церковью и Православной Церковью и установление отношений сотрудничества с Его Святейшеством папой Павлом VI. Следуя по этому пути, Вселенский патриархат твердо убежден, что он лишь содействует работе Всемирного Совета Церквей. Вот почему мы искренне радуемся, когда видим, как растет общение и сотрудничество между Всемирным Советом и великой Римско–Католической Церковью».

Патриарх рассматривает как единое целое диалог между Православием и западным христианством. Участие Православия в этом диалоге действует умиротворяюще и бескорыстно. Оно способствует сближению Рима и Реформации, ведя диалог одновременно на разных, но взаимодополняющих уровнях.

* * *

«Мы прежде всего рассматриваем ваш визит, – сказал д–р Карсон–Блэйк, – как визит хозяина дома, впервые совершенный лично». Но вскоре с прямолинейной откровенностью протестанта и человека крайне западного, он перешел непосредственно к основным проблемам, начиная полемику и втягивая в нее своего собеседника. Он признал, что православные Церкви не чувствуют себя вполне у себя «в этом доме, который принадлежит им, несмотря на то, что до настоящего времени слишком большое число его архитекторов были людьми западными и, по традиции, протестантами». Система «деноминации» объединяет два десятка православных Церквей, независимых друг от друга, и приблизительно две сотни протестантских конфессий, некоторые из которых насчитывают лишь десять тысяч членов, необходимых для вступления в ВСЦ. Обязательное участие всех Церквей в ассамблеях и органах Совета ставит православные Церкви в положение меньшинства, тогда как они представляют собой почти половину всех верующих, входящих во Всемирный Совет Церквей. И представляют совершенно особый духовный мир православия. Доктор Блэйк признал необходимость большего представительства для православных Церквей и востановления равновесия. В более широком плане он упомянул о необходимости сделать Всемирный Совет еще более всемирным в конфессиональном отношении, имея в виду также сотрудничество и с Римско–Католической Церковью.

Теперь, в свою очередь, сами православные стали спорной проблемой. «Однако у меня есть одно предупреждение, – сказал доктор Блейк, – изменение конституции и правил окажется недостаточным, если православные Церкви не сумеют посылать способных представителей для регулярного участия во всех важных собраниях, где принимаются решения Совета». Это вопрос деликатный и болезненный для тех, кто знает историю Православия и его нынешнюю ситуацию. Православие обладает неисчерпаемыми духовными богатствами, но в настоящее время оно не способно провести их в жизнь в интеллектуальном и социальном плане. Оно насчитывает немало замечательных мыслителей и богословов. Но это отдельные личности. Ему не хватает прежде всего широкой христианской интеллектуальной среды, где мог бы сформироваться круг людей, способных к работе на всемирном уровне. Оно нуждается в мыслителях и богословах, чтобы найти свое место в трудной, порой трагической истории: для свидетельства в условиях коммунистического мира,… для укоренения в арабском мире на Ближнем Востоке, для преобразования диаспоры в поместные и многонациональные общины… Действенное участие в работе Всемирного Совета Церквей – это роскошь для Православия, которую оно, едва ли может себе позволить, когда надо решать вопросы жизни и смерти. Конечно, предупреждение д–ра Блэйка было полезным: в Православии слишком много «восточной» инерции, слишком много разделений, много бессознательной лжи во спасение, в рассеянии же – слишком много ностальгии. Антиохийский патриархат, насчитывающий лишь несколько сот тысяч верующих, но имеющий свое собственное движение православной молодежи, интересующейся литургии ческой и мистической традицией Востока, и революционными движениями в странах третьего мира, приобрел во Всемирном Совете Церквей значение, далеко выходящее за пределы своей арифметической значимости. Предупреждение было целесообразно, хотя у Православия следовало просить все же чего–то иного.

Об этом ином на свой лад засвидетельствовал сам д–р Блэйк, его слова прозвучали в удивительном согласии со словами патриарха, пожелавшего сближения Римской Церкви и Всемирного Совета Церквей. «Позвольте мне прежде всего рассказать о том влиянии, которое участие православных во Всемирном Совете Церквей уже оказало на меня, начиная с его истоков и 1948 году. Это влияние исходило в основном от Вселенского патриархата. Как известно Вашему Святейшеству, я принадлежу к реформированной Церкви. Я не скрываю своего замешательства, признаваясь в моем невежестве и предрассудках относительно православных и католиков, которые были во мне, когда я начал посещать заседания Всемирного Совета Церквей в 1954 году. Надеюсь, что в настоящее время я избавился от большей части предрассудков, но боюсь что во мне осталось еще много невежества. Я хотел бы сказать Вашему Святейшеству, что благодаря терпеливому и сердечному свидетельству православных представителей, многие из которых находятся непосредственно под вашей юрисдикцией, мое мышление и сердце открылись сокровищам православного и католического христианства, которые оставались мне неведомы в рамках моей собственной конфессии. Я буду вечно благодарен за это обогащение моей веры и за все, что оно дало мне для подготовки к несению теперешних моих обязанностей, причем не только в отношении православных Церквей, но и в отношении Римско–Католической Церкви.

После Женевы – Лондон: пребывание патриарха Афинагора в Англии в ноябре 1967 года явилось завершением весьма длительного диалога. Менее, чем через век после Реформации, архиепископ Кентерберийский уже посылал английских клириков к Вселенскому патриарху. В XIX веке Оксфордское Движение, которое привело Ньюмена к католичеству, обратило к православию других англикан, стремящихся вернуться к истокам. Друг Ньюмена, Пальмер, долго переписывался с крупным русским светским богословом Хомяковым в то время, как Константинополь и восточные патриархи участвовали в 1864 году в основании «Ассоциации англиканских и восточных Церквей» {Anglican and Eastern Churches Association}. В 1869 году архиепископ Тиноса посетил Англию, где он вступил в контакт с англиканскими богословами, после чего представил Вселенскому патриарху весьма дружелюбную памятную записку. В начале XX столетия Константинополь сделал настоятеля греческого собора в Лондоне своим представителем (апокрисарием) при архиепископе Кентерберийском. В ноябре 1921 года вселенский патриарх Мелетий IV выразил горячее желание содействовать сближению между православной Церковью и Церквами англиканских общин, уточнив при этом «условия общения в. таинствах». Он установил Фиатирскую кафедру с постоянной резиденцией в Лондоне, на которую он назначил митрополита Германа, первопроходца православного экуменизма.

Диалог между православными и англиканами сосредоточивается в основном на проблеме признания англиканских рукоположений, которая не переставала занимать первое место на всех переговорах между англиканами, с одной стороны, и православными и католиками, с другой. В 1922 году более 3000 членов англиканского клира, куда входила и шестая часть епископата, подписали декларацию веры в ответ на «условия», поставленные Вселенским патриархом и сообщили ее ему. В этом исповедании выразилась скорее «англо–католическая» тенденция, представители которой полагали, что епископат заключает в себе всю структуру Церкви. Эта декларация была рассмотрена Константинопольским Синодом, и 22 июля 1922 года вселенский патриарх заявил, что «он признает в рукоположениях англиканского епископского исповедания благодатные моменты подлинного священства, вытекающие из апостольского преемства». Это решение, вынесенное лишь константинопольской Церковью может быть принято лишь при согласии всех других православных Церквей. В 1923 году подобное признание последовало со стороны Иерусалимской и затем Сербской Церквей, а в 1930 году со стороны Александрийского патриархата. Между тем в 1925 году празднование 1600–летия первого Вселенского Собора в Вестминстере дало новый толчок сношениям между англиканами и православными. На этом празднестве присутствовали два патриарха, Иерусалимский и Александрийский, и представители всех православных Церквей, за исключением русской, епископы которой не получили права на выезд из страны. Православная делегация была приглашена на седьмую Ламбетскую конференцию (с 4 по 18 июня 1930 года), она возглавлялась бывшим патриархом Константинопольским Мелетием IV Метаксисом, ставшим патриархом Александрийским Мелетием II, и в число своих членов включала нынешнего патриарха Афинагора. Она сделала возможным созыв в Лондоне с 14 по 20 октября 1931 года первой смешанной англикано–православной комиссии, занимавшейся, в основном, той же проблемой рукоположений. Эта проблема была выдвинута Церковью Румынской, придавшей ей настоящую глубину. «Только во всей органической целостности вероучения можно рассматривать ее исторические канонические и догматические аспекты, – заявил в 1933 году патриарх Мирон. – Ибо в этой области, более чем в какой–либо другой, различные аспекты церковного вероучения глубоко взаимосвязаны».