Позднее, в более широких культурных рамках, которые часто, но не всегда соответствовали различным частям империи, возникли объединявшие эти митрополии патриархаты. Рим собрал вокруг себя латинский мир, Константинополь–греческий, Александрия – коптский, Антиохия – сирийский… Сюда присоединяется также и Иерусалим, который, несмотря на то, что он был единственной матерью Церквей, оказался только на пятом месте, как бы для того, чтобы напомнить, что Иерусалим Небесный достижим отныне везде, где совершается Евхаристия. Эти патриархаты делаются «столпами» епископата, в том смысле, в каком апостол Павел говорил о «столпах» собрания апостолов, Иакове, Петре и Иоанне… Наконец Рим сделался центром вселенского согласия, не над всеми, но в центре патриаршей «пентархии» и коллегии епископов. Дух этой живой иерархии центров согласия выражается в 34 апостольском правиле: «… что епископы признают первенство за главой и не делают ничего, что выходит за границы их собственной власти, без его совета. Но чтобы и первоиерарх не делал ничего без совета всех, так чтобы они пребывали в согласии, дабы прославился Бог (Отец) Господом (Иисусом Христом) в Духе Святом». Показательно, что этот текст завершается прославлением св. Троицы, основы всякого общения.

Он

Именно синодальный принцип составляет основу нашей Церкви. Вы знаете, что я ничего не могу сделать без согласии моего Синода. То же самое можно сказать и о других православных патриархах. Когда я был архиепископом в Америке, я организовал митрополию в духе Никейских канонов, с регулярными синодами, conventions , как говорят по–английски, на которых принимали участие не только епископы, но и священники и миряне…

Я

И все же кажется, что мы отошли от экклезиологии соборности как на Востоке, так и на Западе. Разумеется, в противоположных направлениях, и с той разницей, что католичество догматизировало то, чего не коснулось православие. На Западе упор был поставлен на единство вселенской Церкви в ущерб разнообразию. Юридическая власть Рима возобладала над сакраментальным авторитетом и коллегиальным общением епископов. Эта эволюция привела к Первому Ватиканскому Собору, давшему Римскому епископу «непосредственную и поистине епископскую» юрисдикцию над паствой других епископов. На Востоке миф о Москве–Третьем Риме, трудное и потому столь страстное обретение народами Юго–Восточной Европы своей национальной независимости, изменили институт патриаршества и привели его к самоотождествлению с национальной Церковью. Эта тенденция была усилена применением понятия автокефалии только к национальной Церкви. Первоначально автокефалия относилась прежде всего к митрополии и носила относительный характер. В национальных границах она стала абсолютной. Одновременно автономия митрополичьих провинций исчезла в большинстве из этих национальных Церквей, где епископы стали чиновниками, которых центр смещает по своему усмотрению. В итоге этой эволюции автокефальные Церкви стали считать себя совершенно независимыми, 608

определяя Православие как федерацию, следовало бы сказать, конфедерацию Церквей–сестер. Приведу один пример: в то время, когда традиционная система патриаршества, назовем ее «пентархической», преобладала в Православии, тогда без колебаний каждая поместная Церковь могла обращаться к великим кафедрам вселенской Церкви и прежде всего к первой из этих кафедр. В XVII веке, например, патриарх Московский мог представить решение русских епископов на суд Константинополя. Еще сегодня Элл адская или Кипрская Церковь иногда обращаются с апелляцией к Вселенскому Патриархату. Но подобная апелляция стала немыслимой в Церквах национальных – следовало бы сказать националистических!

Триумф национализма в православии сопутствует во времени триумфу римского централизма в католичестве. Первый Ватиканской Собор собрался в 1870 году. А в 1872 году можно констатировать смерть Пен–тархии, когда восточные патриархи со своими Синодами в последний раз собрались вокруг Вселенского Патриарха в Константинополе ради доброго и одновременно дурного пора. Они хотели осудить церковный национализм, и это было благом. Но в то же время они хотели сохранить старую систему и помешать балканским народам добиться церковного совершеннолетия, что не было справедливо.

Сегодня православная Церковь должна разрешить проблему, противоположную той, которая стоит перед католичеством. Как конкретно выразить единство и универсальность Церкви? Церкви–сестры проявляют опасливую недоверчивость во всем, что касается их независимости, как бы из страха перед «папизмом», но также из национальной гордости. Так, некоторые русские, в частности, считают, что их Церковь, как более многочисленная, должна играть ведущую роль в православии, и первенство Вселенского патриархата сводится к «первенству чести» без всякого реального со держания…

Он

Русская Церковь никогда не стремилась лишить «права старшинства» ни восточных патриархов, ни Церковь–мать, передавшую ей свет Христов.

Я

Однако у них никогда не было недостатка в желании добиться этого! В 1652 году патриарх Никон в своем монастыре «Новый Иерусалиим» установил пять алтарей по образу «святой Пентархии», но под главенством Москвы! Для него право старшинства отступало перед божественным избранием: диалектика, напоминающая рассуждение Лютера об Исаве и Иакове. Потому что на самом деле для многих русских того времени доказательство божественного избрания заключалось в том, что православная империя перешла из Византии в Москву. Третий Рим означал и Третью Империю, священное, мессианское Царство. Разочарование наступило очень быстро. Все развалилось через несколько лет после того, как Никон стал выдавать себя за первое лицо в государстве. Он должен был осудить староверов, сторонников сакраментали–зованного царства, и сам оказался жертвой своих теократических амбиций, ибо он мечтал, и это был уникальный случай в истории православия, соединить в своих руках два меча, меч власти духовной и меч власти мирской…

Все это полно своего смысла. Противостояние между Богом и кесарем непреодолимо. Когда примат Рима был утвержден на Первом Вселенском Соборе, то Рим лишился империи. И Византия, унаследовав первенство стала призрачной империей, а затем исчезла совсем. Знак божественного избрания не в силе, а, скорее, в некоторой исторической слабости…

Он