Турция обеспокоена как судьбой турецкого меньшинства на острове, так и собственной безопасностью. Воспринимая русских как исконных врагов, она видит в то же время, что крайне левые течения достаточно сильны как в Греции, так и на Кипре. Энозис должен стать вызовом турецкой обороне. «Кипр находится под животом Турции, – сказал мне патриарх. – Турция никогда не могла бы пойти на этот риск…»

Только после турецкой революции 1960 года можно было узнать о том, как была срежиссирована драма, разыгравшаяся в Стамбуле. 29 августа 1955 года в Лондоне дипломаты были заняты поиском решения кипрского вопроса. Греческий делегат упомянул, между прочим, что турецкий народ почти не интересуется Кипром. Турецкий министр иностранных дел, задетый за живое, телеграфировал в Анкару: требуются народные манифестации. Их подготавливают. 5 сентября в Салониках взрывом повреждено турецкое консульство и соседнее здание, в котором родился Мустафа Кемаль. Этот взрыв служит предлогом. На следующую ночь волна возмущения прокатывается по главным турецким городам. В Стамбуле она превращается в настоящий греческий погром. Его заправилы, разъезжающие на грузовиках, снабжены адресами. Чернь, охваченная старым фанатизмом, придает делу неожиданный оборот. 2500 греческих жилищ и магазинов разрушено, большая улица Перы – Истиклал Кадези – завалена обломками. Сотня церквей разграблена, десять из них сожжено, некоторые стерты с лица земли. Священники избиты, один – до смерти. Полиция и войска вмешиваются повсюду слишком поздно. За исключением Фанара, куда погромщики шли, чтобы все разметать и сжечь, и который был спасен как раз вовремя.

Для патриарха это было испытанием Иова. Все его усилия помирить греков и турок как в самом Стамбуле, так и путем сближения двух стран, разметены в прах. В Греции его абсолютная лояльность по отношению к турецкому государству вызвала кое у кого обвинения в предательстве греческого дела. В Турции его отказ осудить Макариоса в церковном плане стоил ему обвинений со стороны националистов и крайних экстремистов в том, что он является тайным сторонником энозиса .

После 6 сентября, если остановиться именно на этом дне, он отказывается от протестов. Он также не говорит об этом дне, который поставил под вопрос будущее его народа. Конечно, государство возместило убытки жертвам, помогло восстановить разрушенные церкви. Но доверие православного меньшинства было подорвано. И каждое обострение кипрской проблемы влекло за собой новое давление. То по соображениям удобства городского строительства собираются снести Фанар. То в 1964 году за «деятельность, направленную против безопасности государства» высылаются два члена Синода, оба – близкие сотрудники патриарха. Типография патриархата закрывается, и ее издания, в том числе и Apostolos Andr?as , перестают выходить. Богословский факультет в Халки реквизируется в пользу военно–морской школы. После трех лет терпеливых переговоров патриарх добивается его возвращения, он обновляет и украшает здание, но все это лишь для того, чтобы узнать, что никакой иностранный студент не может более учиться здесь, что Халки тем самым лишается своей всеправославной и вселенской роли.

Греки, избравшие греческое подданство, высылаются из страны. Уезжают и многие из тех, кто имеет турецкое подданство.

Эту трагедию патриарх переживает с мучительной и кроткой ясностью. Он не теряет надежды. Уже много раз греки покидали Константинополь. В 1510 году их оставалось не более пяти тысяч. Затем они вернулись… При каждом случае патриарх настойчиво напоминает о политической лояльности православных как турецких граждан. Духовенству патриархата, рассеянному по всему свету, он запрещает заниматься политической деятельностью. Однако этот нейтралитет, знаменующий собой смирение перед политической реальностью и преодоление ее, означающий открытость ко всем, ныне вызывает враждебность к нему со стороны греческого военного режима. Этот режим хотел бы использовать духовенство диаспоры. Столкнувшись с бескомпромиссным отказом патриарха, он аннулировал права Константинополя на епархии Северной Греции.

Может быть, все эти превратности понадобились для того, чтобы патриарх выпрямился во весь рост.* После того, как трагическая история отобрала у него все, ограбив его и надругавшись над ним, он стал человеком всего мира, слугой православного единства, единства христианского, единства человеческого.

Однако он остается прежде всего пастырем своего народа, бодрствующим рядом с ним. И только среди этого народа мы можем по–настоящему узнать его.

«Епископ в Церкви и Церковь в епископе»

Как глава Церкви «Константинополя – Нового Рима» патриарх не отделим от Святейшего Синода, состоящего из двенадцати митрополитов. На сегодняшний день они не могут представлять всех епархий, находящихся в юрисдикции вселенского патриархата, поскольку члены Синода должны быть лишь турецкими гражданами. После «обмена населением» большая часть их кафедр остается номинальной, по сути только четыре из них управляют реальными митрополиями. В поздневизантийскую эпоху Синод официально был сформирован из епископов, находившихся проездом в столице. Он так и остался официальным органом, куда кооптируются только епископы Турции.

Патриаршее управление охватывает два больших отдела. Большой викариат занимает архиепископия Константинопольская, секретариат по делам митрополий, полуавтономных или автономных Церквей, которые по всему миру находятся в ведении патриархии. Основной викарий и главный секретарь, оба в сапе митрополита, имеют штат архидьяконов, дьяконов и светских сотрудников.

Патриарха избирает не Святейший Синод, а главный Синод, который еще в оттоманскую эпоху объединял всех митрополитов патриархата и делегатов–мирян. После 1923 года для того, чтобы подчеркнуть исчезновение системы «этнархов» и сугубо поместный характер патриархата, только митрополиты Турции могут участвовать в большом Синоде. Избрание происходит в два этапа: сначала путем назначения трех кандидатов из епископов и архимандритов, имеющих турецкое гражданство, а во втором туре патриарх избирается из трех кандидатов.