Я получил от него благословение на выбор жизненного пути. Вспомнил при этом рассказ крестной моей о том, что в течение всей своей жизни, утром и вечером, совершала она за меня перед этим образом земной поклон с простой молитвой: «Матерь Божия! Наставь крестника моего на путь спасения!» Получил я и урок веры, и опыт все превозмогающей молитвы. Как тут не вспомнить ирмос Великого канона св.

Андрея Критского: «Возопих всем сердцем моим к щедрому Богу, и услыша мя от ада преисподняго, и возведе от тли живот мой». И наконец, замечательное правило преподал мне батюшка на всю жизнь – Господь Сам все управит! Прошло несколько лет с того момента, как было получено благословение на послушничество. Для меня это стало очень важным событием в жизни.

В сердце опытно укоренилось понятие того, что Господь реально присутствует в моей жизни, и не просто «наблюдает», а ведет меня по ней Своею незримою рукою. Только нужна несомненная вера и абсолютное доверие Ему. Просто сказать или написать: «Не сомневайся в вере и во всем доверяй Богу». Но за этими словами стоит огромная напряженная борьба с самим собой, преодоление внутренних противоречий, укоренение в том, что в жизни духовной нельзя руководствоваться привычными для нас критериями «мира сего».

Осознание всего этого – трудный и радостный процесс. Подходило к окончанию обучение   151   в институте, и все чаще возникал вопрос о дальнейшем определении. Безусловно, невозможно было и помыслить себя вне Церкви и свя-щеннослужения. Но существовала и другая реальность – сделать это сразу после окончания института в СССР в середине 1980-х годов было сложно.

Все опять решилось чудесным образом и опять с благословения батюшки. Предыстория такова. В начале 1988 года мне случилось посетить Калининград. Настоятель тамошнего кафедрального собора после нашего с ним долгого разговора, более похожего с моей стороны на исповедь, предложил, согласовав вопрос с правящим архиереем, совершить мой постриг в мантию. Предложение абсолютно неожиданное.

Принять постриг – желание всей жизни, но ведь еще не закончен институт. А как же работа по распределению в течение трех лет? И что будет дальше? Эти и множество других вопросов не давали покоя. Разрешить их мог только тот человек, молитве и благословению которого я доверял безгранично. Ответив настоятелю собора, что должен испросить на это благословение отца Иоанна, я уехал в Ленинград, с тем, чтобы при первом удобном случае отправиться к нему в Печоры.

Эта возможность появилась на Сретение Господне. Ехать от Ленинграда до Пскова на скором поезде четыре с половиной часа. Плацкартный вагон был полупустым. В двух или трех купе ехали степенные пожилые люди, вели тихую беседу. Ранние сумерки заволокли все за окном, лишь изредка на переездах огни фонарей выхватывали из этой морозной тьмы кусочек, радуя взгляд блестками недавно выпавшего снега. Морозно и пустынно. В душе было все как за окном.

То проблеснет мысль: без воли Бо-жией ничего не происходит! То: от решения этого вопроса зависит вся   152   будущая жизнь, и надо сто раз подумать, то мысль о родителях: а смогут ли они принять этот мой выбор, или отношения будут окончательно испорчены? Полное смятение усугубляло еще и то, что поделиться своими переживаниями было не с кем.

Напомнив себе о том, что не мне разрешать эти вопросы, а благословению старца, я попытался успокоиться. Как бы не так! Помыслы роились, как пчелы в улье: «Вот ты уже решился, а если старец скажет – нет?», « Придется тебе искать невесту после твоего послушничества», «Ишь ты, в монахи захотел – рановато еще». Единственным спасением в этом пути стал для меня дневник святого праведного отца Иоанна Кронштадтского, который я взял с собою в дорогу.

В полном духовном смятении открыл его на первой попавшейся странице и прочитал всего несколько строк, которых мне хватило, чтобы побороть все сомнения и помыслы одновременно: «Сердце, сомневающееся в том, что Бог может даровать просимое, наказывается за сомнение: оно болезненно томится и стесняется от сомнения. Не прогневляй же Вседержавного Бога ни тению сомнения, особенно ты, испытавший на себе Божие всемогущество многое множество раз.

Сомнение – хула на Бога, дерзкая ложь сердца или гнездящегося в сердце духа лжи на Духа истины. Бойся его, как ядовитой змеи, или нет – что я говорю! – пренебрегай им, не обращай на него ни малейшего внимания. Помни, что Бог во время прошения твоего ожидает утвердительного ответа на вопрос, внутренне Им тебе предлагаемый: «Веруеши ли, яко могу сие сотворити?

» Да, ты должен из глубины сердца ответить: «Верую, Господи!» (ср.: Мф. 9:28) И тогда будет по вере твоей». «Верую, Господи! Верую!» – подумал я, закрыв книгу. С этим «верую» я и приехал на архиерейскую службу в Печоры. Служили в Михайловском соборе, в Сретенском храме[80] был ремонт. Перед началом   службы я подошел к отцу Иоанну и попросил его уделить мне несколько минут для разговора.

Надо сказать, что просить благословение на постриг, находясь в миру, будучи иподиаконом архиепископа Владимира, было достаточно рискованно. Дело в том, что владыка твердо придерживался правила – монах должен жить в монастыре, и потому им пресекались всяческие попытки решить этот вопрос каким-либо иным образом. И вот, после принятия Святых Таин, батюшка позвал меня выйти из алтаря на клирос.

Кто бывал в Михайловском соборе в Печорах, тот знает, что клиросы соприкасаются с ротондой – иконостасом и совсем недалеко от диаконских дверей в алтаре собора находится архиерейское кресло. Рассказываю об этом к тому, что все, что происходит на клиросах, слышно в алтаре. Батюшка присел на низенькую скамеечку буквально у диаконских дверей. Я опустился перед ним на колени и, чтобы никто не слышал, начал излагать ему суть своего вопроса почти шепотом, «на ухо».