На столе появилась воздушная булка белого хлеба, она была завернута в красивую легкую бумагу. Неожиданно отец Иоанн произнес: «Вот завернули хлебушек, а зачем? Грязи-то на нем тьма». Мы всполошились: «Хлеб из магазина, и мы не припомним, чтобы его роняли?» Но отец Иоанн продолжал: «Смотрите сами: хлеб-то нынче какой: пашут с матом, сеют с матом, убирают с матом же, пекут с руганью и продают со злом.

Вот вам и грязь, да еще и несмываемая». «Что же делать?» – в один голос воскликнули мы все. «А мы хлебушек перекрестим – нечисть и разлетится. Помолимся, и отступит вся грязь. Кушайте на здоровье». За эти дорожные сутки отец Иоанн поспал всего два часа. Позднее я узнал, что обычно на отдых он урывал часа четыре из двадцати четырех, остальное время – молитва, послушания, общение с бесконечным потоком людей, идущих к нему за советом и утешением.

В один из приездов я оказался в келье отца Иоанна с человеком, который хотел стать священником. Но времена для Церкви были трудные, а у него дети. Он засомневался: – Отец Иоанн, а ну как голодать станем? И ладно бы я, а то дети... – Да о чем Вы говорите? – удивился батюшка. – Вот я в Рязанской епархии в деревнях жил, времена-то были какие...

Так утром встану, а на окне уже кринка с молоком стоит. Ночью после молитвы спать ложусь, в домике напротив свет еще горит – Мария, соседка, по хозяй-   ству хлопочет. Огород, коровка, дом, семейство. На рассвете на молитву встаю, а у нее уже свет горит. Да и обо мне она не забывала: молочко свежее и меня ждет. И когда она, моя умница, отдыхает?

Священник на Руси никогда голодным не останется. С ним последним куском поделятся, от себя отнимут, а батюшку накормят. Нет, голодать не будете, а так только – как и все. Не все легко, но и всем нелегко. Мы ездили в монастырь за духовной пищей. Я возвращался домой спокойным и уравновешенным. Перед отъездом Иоанн принимал у себя в келье, благословлял в дорогу: «Приложись к иконам, давай почитаем акафист твоему святому – Филиппу, попросим его о путешествующем».

Кропя святой водой, он приговаривал: «Ты рубашку-то расстегни, чтобы поглубже покропить. Вот так, до сердечка, до самого сердечка. Хлеба монастырского я тебе принес». Вот эта забота так трогала! Отец Иоанн на крыльях вокруг тебя летает. У него такое сердце, которое всех вмещает, никого не отвергает. И мы тянулись к его горячему сердцу. Однажды я тихо спросил отца Иоанна:   186   – Батюшка, а я могу стать священником? – Конечно, а почему же нет?

Ты веруешь, венчан, надо начинать изучать правило ведения служб, и с Богом! Постепенно отец Иоанн пробудил в душе моей желание служить Богу и людям. И стал батюшка мне самым близким человеком. Просто, мудро пестуя мою душу, он освятил примером своей жизни мое будущее, добром и любовью своей души приготовил меня к принятию сана. У кельи отца Иоанна всегда толпился народ.

И кого только там не было: и духовенство, и студенты, и хорошо одетые интеллигентные люди, и простые деревенские бабушки. Все стояли и ждали. Кто приема, кто ответа на письмо или просто возможности задать важный вопрос. И вот среди этой пестрой толпы однажды прямо у окошка напротив батюшкиной кельи на полу устроился какой-то молодой «хиппи». Он, насупившись, жался к стене, а грязновато-оборванный вид его венчал немыслимый колтун на голове, который он не расчесывал длительное время.

Народ недовольно сторонился этого посетителя, а кое-кто и шикал. Неожиданно в коридоре показался отец Иоанн. Старческими, но быстрыми шажочками он приближался к этому «чуду». Увидев юношу, батюшка остановился, посмотрел на него с любовью и вдруг ласково и весело сказал: «Ой, какой лохматик!» От такого неожиданно приветливого обращения «лохматик» расплылся в детской беззащитной улыбке.

Батюшка это тотчас увидел и понял, что преграда снята и человек его не боится, и он продолжил: «Надо головку расчесывать каждый день, и даже чаще.   187   Вот я всегда свою голову причесываю и даже расческу ношу с собой в кармане... Да-да, вот так!» Сказал и исчез за дверью своей кельи, оставив «лохматика» сраженным, умиленным и пристыженным. И не только его.

Всем наблюдавшим эту сцену было как-то светло и весело и одновременно немного грустно от собственной черствости. И хотелось верить, что этот урок любви не прошел для всех даром. А для этого запутавшегося в одичалом и холодном мире «лохматика», лишенного дома и каких-то элементарных основ, послужил толчком к поиску спасительных путей в жизни. И, быть может, с расчесывания колтуна на голове он начал распутывать что-то в самом себе.     Полюбите ближнего!

И вы полюбите Христа Так и сейчас, если мы сами изберем жизнь по заповедям Божиим, то ситуация в России изменится... Не бойтесь, ничего не бойтесь под покровом Божиим! Миром правит Бог, только Бог, и никто другой Любовь! Призыв к любви звучал в отце Иоанне постоянно. Он трепетно жил в словах его, являлся в делах, в обращении с людьми.

В одном из своих пасхальных поздравлений его сердце пропело гимн любви как великой тайне жизни, побеждающей саму смерть, сам ад. «И тайна эта – любовь! Полюбите! И будете радоваться с другими и за других. Полюбите ближнего! И вы полюбите Христа. Полюбите обидчика и врага! И двери радости распахнутся для вас, и Воскресший Христос сретит вашу воскресшую в любви душу. В этом – наш рай! Это – наше Воскресение!

Полюбите Любовь и живы будете Воскресшим в страдании Любви Спасителем!» «А вот без любви к Богу, – говорил отец Иоанн, – не может быть не только монаха, но и просто христианина». И это было основной ду-ховнической заботой пастыря-монаха. «Как я желаю тебе, чадо мое духовное, чтобы вся жизнь твоя стала служением, и цель ее – труд для Бога, во спасение твоей души… Я призываю тебя к высоте полного самоотречения, которое достигается только любовью.