Любовь освящающая, согревающая, оживляющая; Любовь, забывающая себя и отдающая себя всецело Богу, а в Нем и всякому ближнему да будет для тебя тем светочем, в котором возобразится Христос. Только в Нем –   191   цель, смысл и истинная радость жизни. Все да будет у тебя с любовью», – писал он в одном из писем. 1970 год оказался для отца Иоанна насыщенным юбилейными датами.

Исполнилось 25 лет его служения у престола и шестьдесят лет от рождения. И как зримую оценку его трудов в день празднования Вознесения Господня его возвели в сан игумена. Обращаясь к владыке и братиям с благодарственным словом, он просил их молитв о своей немощи: «Испросите мне у Христа Господа милость, да даст мне разум благоугождать Ему мыслью, и желанием, и намерением, и делом, да верен Ему обрящуся даже до последнего моего издыхания.

Чтобы последние годы моей жизни и смерть моя явились если и не прославлением имени Божия, то и не бесчестием святой Божией Церкви, монашества и святой обители сей». Через три года отцу Иоанну «надели» на голову митру. Он стал архимандритом. Батюшка воспринимал митру не иначе как прообраз тернового венца Христова, вслед за возложением которого должен следовать и последний голгофский подвиг.

Подвиг трудов и борений архимандрита Иоанна за себя, за чад, за народ Божий, за монастырь, за Церковь и за Россию продолжался еще 33 года. Жизнь все это время не скупилась на скорби и раны. Ее шипы вонзались и в главу, и в сердце. В 1975 году отозвал Господь от земных трудов Отца монастырского – наместника архимандрита Алипия, мудрого, мужественного воина Христова.

Вслед за ним один за другим   192   стали покидать земное поприще старцы: отец Пимен[88] – кавказский пустынник, отец Иероним[89] – олицетворение смирения и кротости, отец Агапий[90] – старец, дерзновенный предстатель и молитвенник за страждущих и плененных от врага, схиигумен Савва[91] – многоплодный и многочадный отец. Так начиналась новая полоса скорбей, которые кончились для отца Иоанна только с уходом из жизни.

В монастыре происходила смена поколений. Новый молодой наместник, пополнение братства юношами, пришедшими с распутий жизни. Воспитанные скорбями и в них возмужавшие до полной преданности Богу уступали место выросшим на худосочной почве самости и эгоизма. Мир хлынул на монашеские устои жизни и извне, и изнутри, будто рухнула плотина. Сдерживать разрушительную силу этой стихии, постепенно усмиряя бунтующий дух, стало первейшей задачей старых насельников монастыря.

В батюшкином лексиконе появилось неслыханное ранее выражение: «Он из Шаталовой пустыни». Проходило некоторое время, и новый насельник отправлялся искать ту самую «пустынь» на необъятных просторах России. А отец Иоанн, благословляя вослед ушедшего, скорбно молился: «Кого мир народил, тем Бог наградил. Слава Богу за все!» Нередко к отцу Иоанну приходили только-только появившиеся в монастыре духовные детки, выговаривая ему: «Батюшка, Вы вот тут не то сказали и там не так сделали».

В ответ старец ласково улыбался: «Не шуми, лес зеленый, прости, так уж я научен». Юному монаху пока и в голову не приходило, что задачи высшей духовной науки ему еще решать рановато, а надо осваивать азы начальной монашеской школы – смотреть, слушать, думать и терпеть, за-   бывая то, чему научился в миру. А пока терпеть приходилось учителю.

Потихоньку, неприметно он смирял бунтарский дух силой любви, силой слова, но главное – учил примером своей жизни. Сколько безмолвных уроков назидания преподал отец Иоанн молодым монахам! Вот одно из воспоминаний*: «Соборне служили праздничную литургию. Причастившись Святых Христовых Таин, я благоговейно отошел от престола к столику, чтобы принять запивку.

Неожиданно путь мне преградил пономарь. В протянутой руке он держал ковшичек с красным вином, предлагая мне его испробовать. Пожилой человек, ветеран войны, усердный молитвенник, но была у него слабинка, оставшаяся с военных лет, – наградные сто грамм. Я смутился. Рой недобрых мыслей без следа стер благоговение и мир души. Молча, отстранив его руку, я прошел к запивке.

Тотчас боковым зрением увидел, что за мной следом идет отец Иоанн. И все -------------- * Вспоминает архимандрит Таврион (Балов), см. комментарий 92.   194   повторилось. Но батюшка приостановился, взял в руки корец, благоговейно осенил вино крестным знамением и пригубил. Пономарь тихо спросил: – Годится вино для литургии или на запивку? – Да-да, на литургию.

Вино очень хорошее, – ответил отец Иоанн и, не нарушив своего благоговения, подошел к запивке. Так вот как легко можно сохранить мир души, никого не осудив и ни в чем не заподозрив! Этот урок остался, как зарубка в сознании, думаю, что на всю жизнь. Любовь Христова проявлялась в отце Иоанне зримо и формировала духовную евангельскую среду – среду любви, терпения, уважения и молитвы.

И этот бесценный дар мы имели от старца ежедневно». Об отце Иоанне рассказывает духовник монастыря отец Таври-он92: «Мы видели и сознавали, что отец Иоанн – человек необыкновенный, самобытный – «не от мира сего». Он явно жил не по стихиям мира, а по Духу, жил по святому Евангелию. И это в нем было так органично, что нам казалось естественным и стало привычным.

Евангельский дух с детства в нем воспитала святая Церковь. Он всегда жил в Церкви, жил Церковью, жил для Церкви. Внушал и нам, что надо с любовью и желанием исполнять все, чему учит Церковь. Если в послушании Церкви пожить долгое время, то душа сроднится с ней, входит в ритм ее жизни и бывает послушной ей настолько, что когда Церковь говорит: «Плачьте» – душа плачет покаянными с наместником   195   слезами, а когда слышит: «Радуйтесь» – душа ликует, радуется и веселится как дитя.