И кого только там не было: и духовенство, и студенты, и хорошо одетые интеллигентные люди, и простые деревенские бабушки. Все стояли и ждали. Кто приема, кто ответа на письмо или просто возможности задать важный вопрос. И вот среди этой пестрой толпы однажды прямо у окошка напротив батюшкиной кельи на полу устроился какой-то молодой «хиппи». Он, насупившись, жался к стене, а грязновато-оборванный вид его венчал немыслимый колтун на голове, который он не расчесывал длительное время.

Народ недовольно сторонился этого посетителя, а кое-кто и шикал. Неожиданно в коридоре показался отец Иоанн. Старческими, но быстрыми шажочками он приближался к этому «чуду». Увидев юношу, батюшка остановился, посмотрел на него с любовью и вдруг ласково и весело сказал: «Ой, какой лохматик!» От такого неожиданно приветливого обращения «лохматик» расплылся в детской беззащитной улыбке.

Батюшка это тотчас увидел и понял, что преграда снята и человек его не боится, и он продолжил: «Надо головку расчесывать каждый день, и даже чаще.   187   Вот я всегда свою голову причесываю и даже расческу ношу с собой в кармане... Да-да, вот так!» Сказал и исчез за дверью своей кельи, оставив «лохматика» сраженным, умиленным и пристыженным. И не только его.

Всем наблюдавшим эту сцену было как-то светло и весело и одновременно немного грустно от собственной черствости. И хотелось верить, что этот урок любви не прошел для всех даром. А для этого запутавшегося в одичалом и холодном мире «лохматика», лишенного дома и каких-то элементарных основ, послужил толчком к поиску спасительных путей в жизни. И, быть может, с расчесывания колтуна на голове он начал распутывать что-то в самом себе.     Полюбите ближнего!

И вы полюбите Христа Так и сейчас, если мы сами изберем жизнь по заповедям Божиим, то ситуация в России изменится... Не бойтесь, ничего не бойтесь под покровом Божиим! Миром правит Бог, только Бог, и никто другой Любовь! Призыв к любви звучал в отце Иоанне постоянно. Он трепетно жил в словах его, являлся в делах, в обращении с людьми.

В одном из своих пасхальных поздравлений его сердце пропело гимн любви как великой тайне жизни, побеждающей саму смерть, сам ад. «И тайна эта – любовь! Полюбите! И будете радоваться с другими и за других. Полюбите ближнего! И вы полюбите Христа. Полюбите обидчика и врага! И двери радости распахнутся для вас, и Воскресший Христос сретит вашу воскресшую в любви душу. В этом – наш рай! Это – наше Воскресение!

Полюбите Любовь и живы будете Воскресшим в страдании Любви Спасителем!» «А вот без любви к Богу, – говорил отец Иоанн, – не может быть не только монаха, но и просто христианина». И это было основной ду-ховнической заботой пастыря-монаха. «Как я желаю тебе, чадо мое духовное, чтобы вся жизнь твоя стала служением, и цель ее – труд для Бога, во спасение твоей души… Я призываю тебя к высоте полного самоотречения, которое достигается только любовью.

Любовь освящающая, согревающая, оживляющая; Любовь, забывающая себя и отдающая себя всецело Богу, а в Нем и всякому ближнему да будет для тебя тем светочем, в котором возобразится Христос. Только в Нем –   191   цель, смысл и истинная радость жизни. Все да будет у тебя с любовью», – писал он в одном из писем. 1970 год оказался для отца Иоанна насыщенным юбилейными датами.

Исполнилось 25 лет его служения у престола и шестьдесят лет от рождения. И как зримую оценку его трудов в день празднования Вознесения Господня его возвели в сан игумена. Обращаясь к владыке и братиям с благодарственным словом, он просил их молитв о своей немощи: «Испросите мне у Христа Господа милость, да даст мне разум благоугождать Ему мыслью, и желанием, и намерением, и делом, да верен Ему обрящуся даже до последнего моего издыхания.

Чтобы последние годы моей жизни и смерть моя явились если и не прославлением имени Божия, то и не бесчестием святой Божией Церкви, монашества и святой обители сей». Через три года отцу Иоанну «надели» на голову митру. Он стал архимандритом. Батюшка воспринимал митру не иначе как прообраз тернового венца Христова, вслед за возложением которого должен следовать и последний голгофский подвиг.

Подвиг трудов и борений архимандрита Иоанна за себя, за чад, за народ Божий, за монастырь, за Церковь и за Россию продолжался еще 33 года. Жизнь все это время не скупилась на скорби и раны. Ее шипы вонзались и в главу, и в сердце. В 1975 году отозвал Господь от земных трудов Отца монастырского – наместника архимандрита Алипия, мудрого, мужественного воина Христова.

Вслед за ним один за другим   192   стали покидать земное поприще старцы: отец Пимен[88] – кавказский пустынник, отец Иероним[89] – олицетворение смирения и кротости, отец Агапий[90] – старец, дерзновенный предстатель и молитвенник за страждущих и плененных от врага, схиигумен Савва[91] – многоплодный и многочадный отец. Так начиналась новая полоса скорбей, которые кончились для отца Иоанна только с уходом из жизни.

В монастыре происходила смена поколений. Новый молодой наместник, пополнение братства юношами, пришедшими с распутий жизни. Воспитанные скорбями и в них возмужавшие до полной преданности Богу уступали место выросшим на худосочной почве самости и эгоизма. Мир хлынул на монашеские устои жизни и извне, и изнутри, будто рухнула плотина. Сдерживать разрушительную силу этой стихии, постепенно усмиряя бунтующий дух, стало первейшей задачей старых насельников монастыря.

В батюшкином лексиконе появилось неслыханное ранее выражение: «Он из Шаталовой пустыни». Проходило некоторое время, и новый насельник отправлялся искать ту самую «пустынь» на необъятных просторах России. А отец Иоанн, благословляя вослед ушедшего, скорбно молился: «Кого мир народил, тем Бог наградил. Слава Богу за все!» Нередко к отцу Иоанну приходили только-только появившиеся в монастыре духовные детки, выговаривая ему: «Батюшка, Вы вот тут не то сказали и там не так сделали».