Здесь мы не ставим вопроса о сознании Иисуса и его душе; как неоднократно подчеркивалось, источники ничего не говорят об этом. Можно задаться вопросом о центре его благовестия и его образа действий. Чему он отдавал себя? Чего он действительно хотел?

1. Центр

Станет ясно лишь позже, насколько это фундаментально: Иисус возвещает не самого себя. Не он сам находится на переднем плане. Он не приходит, говоря: «Я – Сын Божий, веруйте в Меня». Этим он отличается от знакомых еще Цельсу странствующих проповедников и божественных мужей, которые появлялись с притязанием: «Я – бог или сын божий или божественный дух. Я пришел, ибо конец мира пред дверьми… Блажен, кто поклоняется мне ныне!» Скорее его личность отходит на второй план из?за дела, которое он представляет. Что же это за дело? Можно сказать одним предложением: дело Иисуса – это дело Бога в мире. Сегодня модно подчеркивать, что для Иисуса главное и основное – человек. Несомненно. Однако для Иисуса главное и основное – человек, поскольку для него самое главное и основное – Бог.

Царство Божье

Он говорит о деле Бога в мире как о приближающемся Царстве Бога (malkut Yahweh). Он никогда не определял этот термин, однако в своих притчах – первичном слое евангельского предания – вновь и вновь описывал понятным для всех образом. Он говорит о Царстве Божьем, а не о церкви, как показывают тексты. «Царство Небесное», появляющееся в Евангелии Матфея, вероятно, есть вторичное словообразование ввиду иудейского страха перед произнесением имени Божьего и подразумевает то же самое: небо означает Бога. Это «Царство» подразумевает не территорию, не область господства, но власть Бога, «правление Бога». Поэтому «Царство Божье» становится «назначением дела Божьего».

Это чрезвычайно популярное в эпоху Иисуса выражение приобретает более точное значение, когда оно используется против его противников. Что такое Царство Божье для Иисуса? Кратко резюмируя, в свете вышесказанного:

Это не просто продолжающееся правление Бога, существующее от начала творения, как это понимали иерусалимские иерархи, но грядущее Царство Божье последнего времени.

Это не насильственно созидаемая религиозно–политическая теократия или демократия зилотских революционеров, но непосредственное, безграничное всемирное господство самого Бога, ожидаемое без применения насилия.

Это не суд реванша в пользу элиты совершенных людей в понимании ессеев и кумранских монахов, но радостная весть о безграничной благости Божьей и безусловной благодати именно для потерянных и бедствующих.