Стремительное развитие молекулярной биологии - науки, в которой теория гена занимает очень важное место, - в последние десятилетия привлекло внимание научной общественности к докинсовским идеям. Но в отличие от ископаемых Гулда, так называемые «эгоистичные гены» Докинса остаются плодом умозаключений, совершаемых, как правило, в тиши кабинетов.

Как оксфордский, так и гарвардский эволюционисты возвели свои теории в ранг мировоззрения. Картина мира по Докинсу беспросветно мрачна: «Мир, который мы наблюдаем, обладает именно теми свойствами, какими и должен обладать, если в его основе нет никакого разумного замысла, никакой цели, никакого добра и зла - только бессмысленное равнодушие».

Эгоистичные гены почему-то «хотят» воспроизводить себе подобные и в стремлении к этой цели ни с того ни с сего позволяют своим мыслящим роботам-«хозяевам» испытывать боль или наслаждение. Взгляды Гулда несколько более оптимистичны. Виды появляются и исчезают без всякой видимой причины, подчеркивая тем самым роль случайности в школе жизни, - биологические революции сменяют одна другую по воле слепой удачи.

Между делом Гулд публично предсказал кончину дарвинизма, на смену которому должно прийти нечто более близкое к взглядам Гулда (что именно - мы обсудим позже). Эти отступнические взгляды набили дарвинистам немалую оскомину. Журнал «Evolution» предложил Гулду написать рецензию на книгу Докинса «Поднимаясь на пик Невероятное» («Climbing Mount Improbable»)

, а Докинсу - рецензию на книгу Гулда «Полный дом» («Full House») и опубликовал обе рецензии рядом, в одном номере. Гулд крепко держал удар, однако его собственные уколы не достигали цели. «Его [Гулда] общие статистические выкладки, - свысока роняет Докинс, - в целом верны и представляют некоторый интерес - как, впрочем, и некоторые другие проповеди со стандартными рассуждениями, накрепко застревающими в голове».

А главное, замечает Докинс, в любимом детище Гулда нет ничего нового: «Теория прерывистого равновесия есть по сути своей теория последовательных постепенных изменений (и это, ей-Богу, к лучшему), - в том же смысле, в каком теория Дарвина была теорией постепенных изменений; и в этом смысле всякий здравомыслящий эволюционист должен признавать правоту теории постепенных изменений - по крайней мере, там, где дело касается сложных адаптаций».

Гулд, по мнению Докинса, наносит вред дарвинизму: «Попытка Гулда свести весь прогресс в истории жизни к банальному бейсбольному матчу чрезвычайно обедняет... богатейшую картину эволюционных процессов». Своею рецензию Гулд начинает с того, что цитирует древнегреческого поэта: «Лисица знает много вещей, а ёж одну, но большую». И далее до самого конца он продолжает выражаться с помощью столь же туманных фраз.

Выходит, ведущему рубрики в «Natural History» просто нечего сказать... И это очень странно. Книга Докинса «Поднимаясь на пик Невероятное» («Climbing Mount Improbable») - весьма уязвимая мишень для критики. Например, в главе под названием «Сорокакратный путь к просветлению» Докинс описывает разные типы строения глаза, в частности, глаз позвоночных и сложный глаз насекомых.

Несмотря на все различия, на клеточном уровне все типы глаза устроены одинаково - в светочувствительных клетках находится «стопка» мембран, каждая из которых снабжена сверхсложным молекулярным механизмом для улавливания фотонов. Как мог естественный отбор привести к появлению этого молекулярного устройства? Запросто, отвечает Докинс. Вот что он пишет об иллюстрации, на которой изображены светочувствительные клетки: «Я насчитываю здесь девяносто один слой мембраны.

Точное количество не столь важно… Важно то, что девяносто одна мембрана лучше улавливает фотоны, чем девяносто мембран, девяносто - лучше, чем восемьдесят девять, и так далее, вплоть до одной мембраны, которая улавливает фотоны лучше, чем ноль мембран. Вот что я имею в виду, когда говорю, что существует простой, пологий подъем на пик Невероятное».

Одна мембрана лучше, чем ноль мембран? Хм… что ж, давайте это обсудим. Если в клетке - девяносто одна светочувствительная мембрана, или девяносто, или всего одна, то очевидно, что в ней уже содержится информация, необходимая для создания мембраны. Но если в клетке находится ноль мембран, то такой информации в ней нет. Как же тогда она создаст хотя бы одну мембрану? Рассмотрим аналогичный пример.

Допустим, что в пробирке - девяносто одна бактерия. Девяносто первая бактерия образовалась в результате деления девяностой, девяностая - восемьдесят девятой, и так далее. Но откуда взялась первая? В результате деления нулевой? Превращение одного в два - это простое умножение на два; превращение нуля в единицу - умножение на бесконечность. Не слишком-то это «просто и полого».

Неужто оксфордский профессор, читающий курс лекций «Наука в общественном сознании», не в состоянии осмыслить это простейшее правило логики? Вряд ли. Куда более вероятно, что он просто расцвечивает яркими красками вопрос о происхождении новых биологических структур, потому что как раз об этом моменте эволюционного процесса дарвинистам сказать нечего.

В предисловии к «Слепому часовщику» Докинс честно признается: «Иногда мало беспристрастно предъявить читателю доказательства - приходится становиться адвокатом и прибегать к адвокатским хитростям». Полагаю, ноль, превращающийся в единицу, - как раз одна из этих хитростей. Читатель, не отличающийся легковерием, найдет в «Поднимаясь на пик Невероятное» еще много примеров столь же туманной логики.