Предстоятель отдельной Православной Церкви и Патриарх Всероссийский, в частности, не Римский папа, пользующийся неограниченной и беспредельной властью; он не может управлять народом Божиим тиранически, не спрашивая его согласия и не считаясь с его религиозной совестью, с его верованиями, обыкновениями, навыками. История показывает, что даже в том случае, когда Предстоятель Церкви, проводящий ту или другую реформу, прав по существу, но, встречая противодействие народа, прибегает к силе вместо того, чтобы воздействовать на него словом пастырского увещания, он становится виновником волнений и раздоров в Церкви.

Патриарх Никон был прав, когда приступил к исправлению богослужебных книг, но, столкнувшись с ропотом народа и не желая убедить его в необходимости этой меры, а желая заставить его Подчиниться своей власти, создал старообрядческий раскол, тяжелые последствия которого ощущаются Российской Православной Церковью до настоящего времени.

После этих принципиальных разъяснений необходимо коснуться истории попыток введения нового стиля в Русской Церкви начиная с 1918 г. Декретом Советского правительства во время заседаний Первого Всероссийского Церковного Собора был введен в гражданский календарь новый стиль. Сознавая желательность согласования церковного календаря с гражданским, Собор выделил из себя комиссию для предварительного обсуждения этого вопроса.

Комиссия признала переход на новый стиль возможным под условием согласия на это преобразование со стороны прочих Православных Церквей, и Патриарху Всероссийскому было поручено войти в сношение с ними для совместного проведения этой реформы в жизнь. Во исполнение поручения Собора Мы обратились тогда с письмом к Патриарху Константинопольскому Герману и предложили ему обсудить вопрос об изменении календаря, но ответа от него не получили, вероятно вследствие затруднительности в то время заграничных сношений.

Новым фазисом в истории намеченной реформы был 1923 год. Вопрос о введении нового стиля одновременно, но независимо друг от друга был поднят Вселенским Патриархом Мелетием IV (Метаксакисом) в Константинополе и так называемым обновленческим Высшим Церковным Управлением в России.

334

После Пасхи 1923 г. Патриархом Мелетием IV было созвано в Константинополе совещание из представителей Православных Церквей для предварительного обсуждения некоторых церковных вопросов, в том числе и вопроса об изменении календаря. Это совещание отнюдь не было Вселенским Собором, как ошибочно называли его иногда в нашей печати, а представляло собою род комиссии для изготовления законодательных предположений, которые могли стать обязательными для Церкви законами, лишь быв утверждены общим Собором представителей всех Православных Церквей или Соборами каждой Церкви в отдельности.

Неблагоприятным для совещания обстоятельством, в значительной степени умаляющим вес всех его постановлений, было отсутствие на нем уполномоченных от Патриархатов Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского и Всероссийского (Русская Церковь была представлена на нем архиепископом Анастасием (Грибановским) Кишиневским и архиепископом Александром (Немоловским)

Американским, приглашенными персонально Патриархом Мелетием IV). Единогласное постановление комиссии об изменении богослужебного календаря и пасхалии, разосланное для соборного утверждения автокефальными Церквами, встретило возражение со стороны большинства этих Церквей и, таким образом, не вошло в силу закона. Несмотря на это, с явным отступлением от вселенского единства Патриарх Мелетий IV сделал распоряжение о введении нового стиля в своем патриархате и в тех оторванных от Российской Церкви частях Ее, которые он, также с нарушением церковных канонов, принял под свою юрисдикцию без согласия Патриарха Всероссийского (Финляндия, Польша).

Но реформа в Константинополе не прошла, вероятно, по причине вскоре за этим последовавшего удаления Патриарха Мелетия.

Обновленческое Высшее Церковное Управление и созванный им схизматический Собор 1923 г., и в других случаях заявившие о себе полным пренебрежением к вселенскому авторитету, вынесли постановление об изменении стиля, совершенно не считаясь ни со вселенским единством, ни с единством Российской Церкви. Постановление об изменении календаря было сделано им без всякого соглашения с другими Православными Церквами, и почти одновременно обсуждение этого вопроса на константинопольском совещании было не более как случайным совпадением.

Это делало указанное постановление канонически незаконным. Но оно было и неосмотрительно. Инициаторы реформы не пожелали считаться с мнением народа, не прислушались к его голосу и не подумали о том, чтобы предварительно разъяснить ему допустимость и желательность нового стиля. В результате реформа, объявленная так называемым Собором 1923 г., не была принята не только огромным большинством православного русского населения, справедливо считавшего ничтожными все постановления незаконного Собора, но и теми немногочисленными общинами, которые в силу различных обстоятельств оказались в подчинении обновленческим епископам и их епархиальным управлениям. Когда летом 1923 г.

обновленческое духовенство приступило к введению нового стиля в церковном употреблении, против него единодушно восстал почти весь народ. Везде повторилась одна и та же картина: в праздники по новому стилю не приходил в церковь народ, в праздники по старому стилю, несмотря на требования народа, не решалось отправлять богослужение духовенство. Иногда народ заставлял насильно священников совершать богослужение по старому стилю.

Не прошло и месяца, как священники, перешедшие на новый стиль, под давлением своей паствы, вынуждены были возвратиться на старый, а несколько позднее сам обновленческий Синод разъяснил подведомственному ему духовенству, чтобы постановление о новом стиле проводилось в жизнь лишь там, где это по местным условиям представляется возможным.