П. Каким это образом?

К. Разве нельзя, по справедливости, уподобить горным и полевым терниям сочинения нечестивых еретиков и пустословие эллинских учений? Ибо какая может быть от них польза для душ человеческих? Или лучше сказать: какого вреда не будет для хотящих воспринять их в свой ум? Итак, терние есть питатель огня только и пища пламени: так же возжигают нам вечный пламень и пустые учения заблуждающихся и старушечьи басни идолослужителей. Колосья и хлеб, напротив, суть самая нежная пища, съедобная для людей и необходимая для пользования: ибо поддерживает нас в жизни может быть образом догматов истины, чрез которые мы, веровавшие, как бы питаемся хлебом живым и истинным — Христом. Далее — как бы некоторое поле гладкое и некочковатое для умеющих правильно ходить по нему есть богодухновенное Писание. Ибо «вся права разумевающим», по написанному, и «справедливы для приобретших знание» (Притч. 8, 9). Итак, тернием служит гнуснейшая и нечистая необузданность языка людей развращенных, хлебом и колосом — душеполезное и питательнейшее слово истины, а полем чистым — богодухновенное Писание. Таким образом, когда речи святых тайноводцев, подобно пламени или огню, делают нападение на измышления иномыслящих и эллинов, защищая догматы истины, тогда они должны проходить по одному лишь тернию, как сказано, и сожигать, как бесполезное и дикое вещество, их писания, но не повреждать вместе с тем хлеб или колос, то есть тайноводцы должны остерегаться, как бы не повредить чего-либо в догматах истины. В противном случае пусть знает, сказано, нестарающийся делать это с осторожностью, что если вместе с дурным будет сожжено что-либо из необходимого для пользования, то он отдаст отчет в своей невнимательности. Итак, понимаешь ли ты, какую осторожность «повелел» нам наблюдать Законоположник, всюду сохраняя незапятнанную чистоту любви к братиям?

П. Понимаю.

КНИГА 8. Еще о любви к братиям и о крадущем тельца или овцу

Итак, отовсюду можешь ты видеть, Палладий, сколь правильное и точное тайноводственное учение внушает древний закон. Не оставляя же безнаказанным для тех, которые привыкли обманывать простых людей, этого дела, он сказал еще: «Если кто украдет вола или овцу и заколет или продаст, то пять волов заплатит за вола и четыре овцы за овцу. Если [кто] застанет вора подкапывающего и ударит его, так что он умрет, то кровь не [вменится] ему; но если взошло над ним солнце, то [вменится] ему кровь. [Укравший] должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его [для уплаты] за украденное им; если украденное найдется у него в руках живым, вол ли то, или осел, или овца, пусть заплатит вдвое» (Исх. 22, 1-4).

Палладий. Сказанное не очень ясно: а ты постарайся объяснить мне то, что некогда было возвещено как бы в загадке.

Кирилл. Закон с пользою определяет наказание желающему приобретать излишнее и некоторым образом удерживает неудержимого в пожелании того, что имеет или сосед, или брат; так что если бы случилось, говорит, умереть во время самого воровства замеченному в нем, то убившие не будут подлежать никакому обвинению. Закон подвергает его и бесчестию, говоря, что должно его продать, если он не в состоянии заплатить возмездие, и таким образом страхом побуждает к хорошей жизни. Сокровенный же смысл изложенного совсем другой, и мы должны высказать его, по возможности, хорошо. Хотя телец и овца — оба суть животные как бы чистые и священные и приносимые Богу в воню благоухания, но телец отличается ростом и величиною тела; а другое животное не таково: телец больше овцы. Итак, святое собрание оправданных верою есть как бы тельцы и овцы, животные чистые и священные, раздвояющие копыто и отрыгающие жвачку, как говорится в законе, и производители съедобных плодов, потому что телец обрабатывает землю и овца также приносит пользу. и хотя стадо званных заключено во дворах Божиих, то есть в церквах, но весьма много вокруг его хищников, которые подкапываются и тайно входят, разнообразными прельщениями увлекают души простых людей и, так сказать, продают их губителю сатане. Сделавший что-нибудь такое отдаст, сказано, пять тельцов за одного и четыре овцы за овцу: таким образом, за тельца укравший должен уплатить впятеро, а за овцу вчетверо, говорит закон, налагая наказание по мере, думаю, духовной величины добродетели в тех, которые погибли. Образом же и тенью величины добродетели была величина телесная. Ведь нетрудно заметить, что в уверовавших бывает больше, или меньше добродетели; так как не все имеют поровну: «но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе» (1Кор. 7, 7). Если кто еще крадет и подкапывает и совершает разбойнические дела и при этом ночью и во тьме будет схвачен, то пусть он, сказано, тут и умрет; и это не есть убийство и не ставится в вину совершившему: потому что павший был хищник и насильник и был сражен по закону войны. Когда же взошло солнце и время грабежа уже миновало, тогда закон удерживает руку поражающего — и дерзающего на это признает виновным в убийстве. Ибо когда духовный хищник овладевает душою верующего во Христа и отвлекает ее от любви к Богу, то, если он будет захвачен во время преступления, не несправедливо потерпит и смерть; потому что он умертвил душу, которая лучше тела; но когда и в его уме взошло солнце и сияет, подобно свету и дню, истинное знание, в таком случае закон не позволяет подвергать его опасности: ибо наказываются дела ночи и тьмы, но бывающее уже во свете не наказывается. А прежние вины и сделанное в неведении и тьме Бог решил отпустить. Посему пришедшим от греха к свету умственному да будет сказано: «Вы были некогда тьма, а теперь - свет в Господе» (Еф.5, 8). Так оправдал Господь и божественного Павла, «который прежде был хулитель и гонитель и обидчик» (1 Тим. 1, 13), потому что он по премногу гнал Церковь Божию и опустошал ее (Гал.1, 13).

П. Ты сказал весьма хорошо.

К. Если же не может, говорит, отдать пять тельцов за одного и четыре овцы за одну, то пусть будет продан за воровство. Видишь ли, как ясно закон присуждает свойственное рабам бесчестие тем, которые грешат постоянно и нераскаянно, которые не могут, так сказать, выкупом освободиться от преступлений и по слабости духа не имеют терпения трудиться в покаянии и этими трудами умилостивлять Бога? Таковых, по всей справедливости, повелевает продать; он не допускает, чтобы люди столь оскверненные были причисляемы к тем, которые освобождены Божественною благостию; будучи лишены чести, приличной свободным, они услышат: «вы проданы за грехи ваши» (Ис.50, 1). Если же он, сказано, будучи пойман, окажется только укравшим, но еще не убившим похищенного, то есть если кто-нибудь из иномыслящих окажется начавшим прельщать и обманывать других, но еще не победившим и не увлекшим в погибель своих слушателей; то таковой заплатит вдвое. Ибо господин стада получит обратно свое, — подвергается и святотатец взысканию (это и значит, что отдаст вдвойне) и потерпит смертную казнь; потому что вполне справедливо, чтобы он сам потерпел то, что хотел сделать с другими.

П. Поистине губительно и страшно дело обольстителей; я думаю, что о них именно Сам Христос предвозвестил: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф.7, 15).

К. Итак, закон справедливо осуждает таких людей на смерть, как диких зверей; поэтому в книге Исход написано: «Кто украдет человека и продаст его, или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти» (Исх. 21, 16), а во Второзаконии: «Если найдут кого, что он украл кого-нибудь из братьев своих, из сынов Израилевых, и поработил его, и продал его, то такого вора должно предать смерти» (Втор. 24, 7). Ибо непозволительно, чтобы священный во Христе род был отдан на хищение и чтобы он увлечен был в непривычное ему рабство теми, которые имеют обыкновение это делать: потому что как обольщающие детей уводят их из города и из домов их и, лишая их достоинства, свойственного свободным, подвергают их игу вынужденного рабства; таким же, я думаю, образом и те, которые хитросплетенными обольщениями своих вымыслов увлекают к своим неразумнейшим мнениям людей, решившихся мыслить правильно и проводящих приличную свободным жизнь, по справедливости подлежат обвинению в хищении человеческих душ; а наказание им смерть. Таковым «принимайте в дом и не приветствуйте» (2 Ин.1,10),— говорит ученик Спасителя, научая нас не грубости нравов, но тому, что овце не свойственно быть расположенной к волку, так как разномыслящие как бы не сходятся между собою; ибо «какое соучастие верного с неверным?» (2Кор. 6, 15). Сверх того божественный Павел пишет, что не должно сообщаться с блудниками века сего (1Кор. 5, 9-10). Итак, дабы не были похищаемы некоторые как бы из отчего дома — из Церкви Божией — и уводимы в церкви дурных людей, как бы продавая свой ум чрез обращение к порочности «худые сообщества развращают добрые нравы» — 1Кор. 15, 33), — закон определяет смертную казнь для тех людей, которые так нечестивы, что готовы это делать. Ты увидишь, что закон то же самое показывает нам косвенно и в другом постановлении. Он приводит мирские дела в правильное состояние посредством учения ясного и доступного для желающих понять его. Ибо мы не отвергаем в весьма полезных вещах исторический смысл, как будто не важный; так как даже и буква приносит иногда пользу слушателям. Но она как бы в глубине вмещает в себе духовное и как бы в легких тенях содержит мысли более утонченные. В книге Исход сказано: «Если обольстит кто девицу необрученную и переспит с нею, пусть даст ей вено [и возьмет ее] себе в жену; а если отец не согласится выдать ее за него, пусть заплатит [столько] серебра, сколько [полагается] на вено девицам» (Исх. 22, 16-17). И как бы расширяя эту заповедь Божию, божественный Моисей говорит во Второзаконии: «Если найден будет кто лежащий с женою замужнею, то должно предать смерти обоих: и мужчину, лежавшего с женщиною, и женщину; и [так] истреби зло от Израиля. Если будет молодая девица обручена мужу, и кто-нибудь встретится с нею в городе и ляжет с нею, то обоих их приведите к воротам того города, и побейте их камнями до смерти: отроковицу за то, что она не кричала в городе, а мужчину за то, что он опорочил жену ближнего своего; и [так] истреби зло из среды себя. Если же кто в поле встретится с отроковицею обрученною и, схватив ее, ляжет с нею, то должно предать смерти только мужчину, лежавшего с нею, а отроковице ничего не делай; на отроковице нет преступления смертного: ибо это то же, как если бы кто восстал на ближнего своего и убил его; ибо он встретился с нею в поле, и [хотя] отроковица обрученная кричала, но некому было спасти ее» (Втор. 22, 22-27). Что касается исторического смысла, — он, я думаю не нуждается ни в каком объяснении для того, чтобы быть понятным всякому; потому что он весьма ясен и очевиден. Но нам должно, как кажется, оставивши его в стороне в настоящее время, идти стезею внутреннею и сокровенною.