» И что это за молитва такая на уровне детской считалочки? А она всю жизнь ею молилась и получала ответ. Воистину, пути к сердцу у Бога непостижимы. Поэтому, конечно, пожилые люди за свою трудовую многоскорбную жизнь близки к Создателю; ближе, чем молодежь, которой все невтерпеж: либо все, либо ничего, либо пан, либо пропал. Что еще сказать о стариках?

Иногда обнаруживаешь, что молитва им сопутствует в течение всей их жизни, хотя они не знают даже «Отче наш». Благодать Божия, дарованная в крещении, через эти скорби, через эти болезни, через эти войны, незримо пребывая с человеком, охраняя его, таки обращает ум к вечности, к Богу. Иногда встречаешь людей, которые не могут взять в руки молитвослов – они себя убедили, что им ничего там непонятно.

Но при этом они беседуют с Создателем и весьма наивно и трогательно молятся, чуть ли не за правнуков уже. Вообще, нужен очень внимательный и просвещенный взор, чтобы догадаться об этой сокровенной жизни духовной, которая тлеет и мерцает посреди совершенно не церковных обычаев и образа жизни. Добавим еще, дорогие друзья, memento more – помни последняя своя, помни о смерти.

Уже само обилие телесных болячек, немощей заставляет чувствовать хрупкую фактуру этой жизни, ниточку, которая тянется, а глядишь, и оборвется. По существу, жизнь пожилого человека как некий знаменатель, как некий итог выразится в двух мироощущениях. Одно из них – христианское: чем ночь темней, тем светлее звезды, – душа, разрыхленная скорбями, бедами, болезнями оказывается благодатной для того, чтобы впитать в себя росу богопознания.

С такими бабушками священнику интереснее, чем с молодыми людьми. Они ему расскажут столько свидетельств близости Бога, Богородицы – и это не будут прелестные выдуманные повествования. Но если у старого человека тампон в ушах и затычка в сердце, бывает, что он вместо свечи веры, возжженной жизненной скорбью, несет по жизни свои анализы (простите за этот образ, но он всегда приходит на ум).

И я встречал таких бабушек, которые даже не против Церкви: «Ну, я бы с удовольствием пришла в храм на исповедь, но мне нужно получить результаты анализов!» Это длится годами. Все новые и новые анализы: РОЭ роится, билирубин искрится. Так вот и замерзают на пути, не добравшись до теплых вод духовного Гольфстрима – покаяния. Конечно, когда с высоты прожитых лет оглядываешься на прошлое, то на расстоянии видится великое.

И Бог стучится в двери сердца пожилого человека, научая его самой судьбою, самими обстоятельствами. Бог свидетельствует о Себе каждым новым днем нашего бытия, расставаниями, встречами, сохранением жизни в критических ситуациях. Помочь старику сделать выводы, увидеть, как Господь стучится в двери его души – великое дело. Здесь нужно отметить, что редко кто к пожилым годам сохраняет ясность ума, способность умозаключать, редко кто может отрешиться от убийственной инерции сознания. Эта инерция сознания – как прилив.

Согласился с вами человек, воспринял, в грехах покаялся, исповедался, причастился – но это еще не успех и не победа. Потому что через две недели вы его посетили – воз и ныне там. Он опять «смерть как ненавидит своих соседей, которых расстреливать надо», – такие страшные слова иногда говорят воинственные старички, даже совсем немощные. Не будем забывать, что нужно пожилым людям предоставлять высказаться. Кто мы для них – птенцы.

Не в философской тоге учителя подходишь к такой душе, а как внучок. Как трогательно пожилые люди встречают батюшку: «Миленький ты мой, сладенький ты наш батюшка!» Да, действительно, внуком себя подчас чувствуешь у той, кому помог в первый раз исповедоваться. Еще нужно сказать, что от пожилых людей всего благодатнее получать уроки и наставления.

Ничто так не драгоценно, как такие уроки, выведенные самой жизнью. Это назидание бывает подспудное, когда ты, интересуясь судьбой человека, расспрашиваешь о детях пожилого человека, уже выросших, о том, как они были воспитаны, как они нынче ведут себя, каковы собственные трудности, делаешь выводы, потому, что вся жизнь в ретроспективе пред тобою раскрывается.

О том, как человек начинал трудиться, как завершал, как складывались его взаимоотношения, каких этических, нравственных правил он придерживался в своем общении. И здесь как раз открывается красота души. Сколько было людей начальствующих, которые себе дачу не построили, квартиру не раздвинули, жалованье не прибавили. Какие у них выработаны были правила о том, чтобы не унижать человека никогда, хотя советская эпоха скорее могла научить хамству и чванству, лизоблюдству и лукавству.

Просто души русские, христианские коммунистический мундирчик всегда перерастали. И совсем другое – это прямое словесное назидание, наставление. Я вот помню одну балерину 85-летнюю. Она бывала просто как дитя. Она говорила: «Батюшка, вот посмотрите-ка (она была уже лежачая), посмотрите-ка, как я учила, через мои руки прошло столько имен (прямо называет)

, как я учила их двигаться, сколько грации в этом движении!» (поднимала ногу над кроватью). Я отворачивался тактично, говорил: «Прекрасно, прекрасно». Вот эта балерина как раз беседовала с Богом. У нее даже иконы никакой не было. Но как-то она по-своему беседовала. Меня встречала – все время черным чернильным карандашом наводила брови. Я говорил: «Зачем вам это? Я вас и так люблю и уважаю».

– «Батюшка, я так привыкла, я должна выглядеть прилично». Она еще и мне давала наставления как священнику, и я принимал. Например, она говорила о том, что при всей занятости, задерганности вашей жизни надо смотреть в лицо человеку и не пробегать мимо. Я стараюсь, по крайней мере, это относительно тех выполнять лиц, которые в этом, действительно, нуждаются, и по скромности своей всегда находятся за рядом прихожан, не слишком в этом нуждающихся.