Простите, что я   долго не отвечала на Ваше письмо. Мне не хотелось комкать ответ, а времени не было из-за множества дел по работе и батюшкиных поручений. Вокруг него так много страждущих, огорченных душ, ожидающих срочной помощи, понимания, утешения и сочувствия, что поневоле все время получается, что кому-то приходится ждать дольше остальных.

Не хватает времени и сил, и некоторые дела иногда удается сдвинуть с места только благодаря Божьей помощи по молитвам наших прихожан и радиослушателей. Но мы никогда не забываем о тех, кто ждет наших писем. И о Вас тоже я помнила все это время, поминала в записочках, на литургию подаваемых (особенно в день преподобного Романа Сладкопевца), и в домашних молитвах тоже.

Начало письма во многом стандартное. Это тоже своего рода клише, хотя детали могут варьироваться от письма к письму. Главное здесь – помочь адресату хотя бы отчасти представить ту атмосферу, какая царит у нас в храме, потому что многим радиослушателям даже и в голову не приходит, как множество страждущих могут буквально разрывать на части священника, и как много в связи с этим поручений приходится выполнять и его добровольным помощникам.

Начало довольно длинное, но оно соразмерно остальной части письма. Такое начало подготавливает к дальнейшей неспешной беседе, выстраивающейся вокруг вопроса адресата. Перейдем к нему. Когда я написала о мучающихся от ревности прелюбодеях, я, конечно же, имела в виду таких прелюбодеев, которые любят. Я думаю, что Вы не станете отрицать, что такое тоже бывает.

Достаточно вспомнить хотя бы Митю Карамазова, сходившего с ума по Грушеньке, или Хосе, переменившего всю свою жизнь ради Кармен. Грех ли в этом случае ревность? Да, конечно, грех, ибо она настолько застилает глаза человеку, что он оказывается способным на убийство. Впрочем, Господь милостив к таким людям. Потому что те муки ада, те грехи, в которые они ввергают себя, палимые ревностью своей, рано или поздно приводят их к   покаянию.

Хосе сам после убийства Кармен предал себя властям и обратился к священнику с просьбой о молитве. Ревность заставила убить, но любовь привела к покаянию, смягчению души, приближению ее к Богу. И Давид, совершив прелюбодеяние с Вирсавией, а затем хитроумно устроив убиение ее мужа, тоже покаялся перед пророком Нафаном и написал потом покаянный (пятидесятый)

псалом такой силы, что он и теперь выражает чувства многих кающихся грешников. Вы правы, бывают и другие ситуации, когда прелюбодеяние совершается без любви, т.е. человеком движет одна грубая похоть. Это гораздо страшнее. Там, где нет любви, там нет и   Бога, ибо Бог есть Любовь. Здесь уже нет речи не только о духе как высшей силе души, но и о   самой душе.

Здесь действует одна плоть, а   душа убивается. Покаяться в таком случае гораздо труднее, Ангел Хранитель отходит от такого человека в печали, а силы зла приближаются и заполняют такую опустошенную, холодную, окаменевшую душу, заставляют ум ухищряться в различных поверхностных исследованиях, уводящих человека от познания себя и Бога. И зло в этом случае умножается, передается другим людям, растет в геометрической прогрессии. Такой пример тоже описан в Библии.

Амнон, сын Давида, полюбил свою сводную сестру (т.е. сестру от другой матери) – Фамарь, родную сестру Авессалома, сына Давидова. Но любовь эта на самом деле была лишь похотью. Ему хотелось только овладеть красивой девушкой, а о последствиях он не думал. Не думал он ни о своей, ни о ее душе, не молился, не задавался вопросом, как поступить, чтобы действия его были угодны Богу.

Но, избрав себе в   советчики развращенного друга, хитростью заманил девушку к себе, притворившись больным, и стал заставлять ее лечь с ним. Девушка просила его сделать все по-хорошему: обратиться к отцу – Давиду – и взять ее себе в   жены законным образом. Противилась душа ее этому беззаконию. Не делай этого безумия, – говорила она. Но голос плоти в нем был настолько силен, что он преодолел голос разума. В   его душе разум молчал.

А ее душу он не любил, чтобы послушать ее разумного совета. И надругался над нею, и изнасиловал ее. Далее осознание совершенного греха естественным образом приводит к отвращению к той, с кем этот грех совершен. Не себя, не свою необузданность, не свою неразумность и похотливость винит он, а несчастную девушку, оказавшуюся жертвой насилия: возненавидел ее Амнон величайшей ненавистью, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней (2 Цар. 13, 15).

Говорят, от любви до ненависти – один шаг. Это верно, если этим шагом становится попрание нравственного закона. А попрание такое может свершаться там, где извращено само понятие о   любви, где человек любит не другого человека, а только себя самого; и более того, не себя всего, т.е. и душу, и тело как храм Божий, но только свое тело, и потакает только его страстям, поступая хуже животного и давая вселиться в себя ненависти человеконенавистника, т.е. дьявола.

Ибо любящий неправду ненавидит свою душу (Пс. 10, 5), отдает ее, предает во власть сатаны. Далее Амнон стал прогонять Фамарь, и она опять пыталась воззвать к его совести, заботясь при этом не только о себе, своем бесчестии, но и о нем как о брате, позорящем не только себя, но и весь дом отца своего Давида: Нет, брат; прогнать меня – это зло больше первого, которое ты сделал со мною (2 Цар. 13, 16).

У еврейского народа были очень строгие законы в отношении таких грехов, вопиющих на небо. См., например, Второзак. 22, 13-30. Но Амнон опять не послушал голоса разума и выгнал ее опозоренною. И Божий суд не замедлил свершиться: через некоторое время брат Фамари – Авессалом – убил Амнона. Но зло это запятнало его душу, и далее последовала цепь беззаконий, худших первого.