Владимиров Артемий /Искусство речи/ Библиотека Golden-Ship.ru

Как же суффиксы «-ющ», «-ущ» действительного причастия? – Мы выучим, выучим, и «-ющ», и «-ущ», и   »хрящ», еще расскажите пожалуйста! А вам-то важно не то, что ваше слово пользуется успехом, а то, что наступил удивительно благоприятный момент, когда ваши слушатели напряжены, заинтересованы, увлечены так, что вы можете вложить в их сердца абсолютно все... хорошее.

Вы ощущаете себя на данный час таким скульптором, который размягчил глину, и   вот уже вертится нехитрый станок, можно лепить. Хотите амфору, хотите горшок, хотите высокий, хотите низкий сосуд. В этот момент ваши слушатели, в отличие от каких-нибудь зачумленных тяжелым роком подростков, как никогда обращены к Богу, ибо они сочувствуют всему доброму и хорошему.

Для них открывается православие как радость бытия. И все это за счет слова, правильно выстроенного и, конечно, сердечно преподнесенного. Прошло несколько лет. Физик давно уже забыл и Митькину улицу, и маленькую собачку. Он вообще старался не помнить ничего доброго, что он делает. Но, порадовавшись чему-то благому в своей жизни, поблагодарив Бога, он забывал об этом добре, дабы тщеславие никогда не оскверняло его доброй и цельной жизни.

Несколько лет спустя исполнилась другая заветная мечта нашего героя (а это действительная, не выдуманная история), и он получил возможность в летние дни своего короткого июльского отпуска посетить удел Божией Матери – Новый Афон, где и поныне красуется дивный Новоафонский монастырь, созданный попечением царя-мученика императора Николая II . Монастырь находится в непосредственной близости от Иверской горы, той самой, что избрана на земле уделом Царицы Небесной и поныне Ею ревностно охраняема (

о чем мы расскажем вам как-нибудь в другой раз, если вы будете хорошо себя вести и тщательно делать домашние задания). Итак, Промысел Божий привел нашего физика на кавказское побережье. Жарко светило солнце, погода стояла изумительная, июльский летний день навевал прохладу. Сердцем физик был уже на Новом Афоне, где ему предстояло познакомиться с монастырской братией.

Он обязательно хотел посетить и тот залив, где, по преданию, были утоплены с баржи несколько десятков, если не сотен новоафонских монахов. Местные водолазы сообщают, что до сих пор их нетленные тела стоят на дне залива. Сохранились даже одежды. И ни рыбы, ни морская влага не властны были прикоснуться к телам новомучеников российских. Это все правда, что я рассказываю, и очень значительно не только для детей, но и для взрослых.

Рассказ от этого приобретает особенную духовную силу, становится особенно назидательным. Итак, до посещения монастыря у нашего москвича оставался в запасе один день, и он решил обойти город Сухуми. (Событие это еще до Абхазской войны случилось.) Был полдень, на улице Сухуми почти никого не было видно. Наш физик шел по одной из боковых улочек и дивился пышной растительности южного города.

Справа и слева росли сливы, которые к тому времени уже поспели и привлекали к себе взор благочестивого паломника. Малиновые, янтарные – они, как некие райские плоды, увешивали деревья. И   стало ясно, что их здесь никто не обрывает и не собирает. Привычно произнося в душе молитвы – то: Господи, помилуй, то: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, то: Пресвятая Богородице, спаси нас, физик шел по улочке в белых парусиновых брюках, в простой клетчатой рубашке с рукавами по локоток. (

Именно так должно ходить паломникам в южных пределах нашего отечества: с рукавами по локоток, не выше). У него была еще симпатичная русая бородка, которая особенно нравилась благочестивой супруге нашего физика. Так он шел по улочке, размышляя, взять или не взять одну из слив, лежавших под деревьями, как вдруг... из палисадничка, за которым скрывалось некое казенное заведение, вышел милиционер-абхазец. Взор его был тяжелым и несветлым.

Расстегнутый ворот рубахи, криво наброшенный китель свидетельствовали о том, что блюститель порядка отдыхал, предаваясь обычному для южных жителей отдыху, соединенному с употреблением огненной влаги. Милиционер встал на пути физика и указательным пальцем поманил его к себе. – Иди сюда, дорогой. Откуда ты такой? – Я москвич. Приехал в Сухуми осмотреть достопримечательности вашего края, – кротко отвечал физик. – Документы. Пойдем со мной.

Вкрадчивый, казалось, ласковый голос милиционера не предвещал ничего хорошего. Привыкший к законопослушанию, никогда не перечивший стражам общественного порядка, физик пожал плечами (казалось, вид у него самый мирный, он не был похож ни на шпиона, ни на бомжа) и последовал за абхазцем в околоток. Там его посадили в небольшую комнату, выкрашенную зеленой масляной краской, предложили положить на стол все вещи, бумажник, документы, после чего бумажник и паспорт тотчас были изъяты.

В комнату вошли еще три или четыре абхазских милиционера, которые ради такого изрядного случая решили временно покинуть стол с яствами. – Зачем ты приехал в наш город? Тебе что, Кремля мало? Физик чувствовал, что голоса проникнуты подозрительностью, недоброжелательством. Затем он вдруг понял чутьем проницательного человека, что им нужен был только повод.

Очевидно, в их воскресный отдых входило намерение позабавиться с такой безобидно-безгласной жертвой, и что бы он ни говорил, его слова лишь подливали масла в огонь. – Ты мне не нравишься! Зачем ты приехал? – Мало-помалу голоса их грубели, у одного глаза постепенно наливались кровью, другой почесывал кулак о собственное бедро. Дела мои плохи, – подумал про себя физик. – Господи, да что ж это такое? Матерь Божия, помоги!

Обступив свою жертву кругом, они уже начинали размахивать пред ним кулаками, как бы примериваясь, но еще не решаясь нанести первый удар. Что со мной будет? – снова мелькнула в голове физика мысль. Он боялся не столько за себя, сколько за жену и двух симпатичных, белокурых детей. – Ведь никто ничего и не узнает. Закопают под той самой сливой, и ни слуха, ни духа. Господи, помоги! Да что ж такое? – Не надо! Зачем? Я все отдам, что вам нужно.