Итак, если по высшему смыслу предполагается под именем Израильтянина разуметь добродетельного, то основательно будет кому либо требовать, чтобы избиваемы были не начатки порождений добродетели, но то, что полезнее уничтожать, нежели воспитывать. Посему справедливо научены мы Богом, что должно убивать начатки египетского поколения, чтоб оскудевало зло, умаляемое истреблением начатков. Сие разумение согласно и с историею.

Ибо чрез пролитие крови совершается охранение израильских порождений, чтобы доброе пришло в совершенство; а что, достигнув совершенства, умножает египетский народ, то, прежде усовершения во зле, уничтожилось. Сему же предлагаемому нами высшему понятию содействует то, что в след за сим входит в обозрение сей истории. Ибо назначается пищею для нас соделаться тому телу, из которого излита кровь, и показуемая на дверях удаляет от нас губителя Египтян.

И наружность вкушающих пищу сию представляется внимательною, озабоченною, не как у веселящихся на пирах, у которых руки свободны, облачение одежд легкое, на ногах нет путнической обуви; а здесь все сему противно, ноги сжаты обувью, пояс прижимает облекающий хитон его к чреслам, в руке жезл грозный для псов. В сем-то виде предлагается им снедь без всякой поварской приправы, как случилось с поспешностью изготовленная на огне, и вкушающие снедают ее со всею скоростью, спеша один перед другим, пока не употребится вся плоть агнца; поглощая, что есть на костях, не касаются они того, что внутри костей, потому что запрещено сокрушать кости сего агнца; а что остается от сей снеди, то истребляется огнем.

Из всего этого ясно, что здесь буква указывает на высший некий смысл; и этот закон объясняет нам не образ вкушения (для подобных вещей достаточный законодатель — природа, вложившая в нас пожелание пищи), напротив того означается сим нечто другое. Ибо что будет для добродетели, или для порока, от того, что пища принята так, или иначе? распущен, или стянут у ядущего пояс? ноги босые, или надета обувь?

в руке у него жезл, или отложен в сторону? Но явно, что собою загадочно показывает этот путнический по наружности наряд. Ибо прямо повелевает познать здешнюю жизнь, — то, что, как путники, проходим мы настоящую жизнь вместе с рождением по самой необходимости побуждаемые к исшествию, к которому надлежит иметь в готовности и руки и ноги, и всем прочим обезопасить себя на путь. Чтобы терния этой жизни (а терния сии — грехи)

не уязвили босых и ничем не охраненных ног, наденем на ноги жесткость сапог; а это — воздержная и строгая жизнь, которая сама собою сокрушает и стирает острия терний, препятствует греху, из малого и незаметного взявшись начала, проникать до внутренности. Хитон, спущенный до ног и покрывающий их собою, послужит препятствием протекающему путь сей со тщанием; а под хитоном, по связи понятий, да разумеется у нас обильное наслаждение тем, что наиболее ценится в сей жизни, сокращаемое несколько целомудренным помыслом — этим поясом путника.

Что пояс есть целомудрие, свидетельствуется это тем способом, по какому приводится в действие жизнь. И жезл, защищающий от зверей, имеет значение надежды, которою и подкрепляем душу в изнеможении, и отражаем от себя оскорбительное. Под снедью же, предлагаемою нам прямо с огня (Исх. 12,8), разумею ту горячую и пламенеющую веру, которую приемлем без замедления, и которой вкусив, сколько с первого раза принято ядущим, все сокровенное в сих твердых и не разлагаемых понятиях и глаголах оставляем без пытливости и разведывания, предавая таковую пищу огню.

В уяснение сих гаданий скажем то, что те божественные заповеди, которых смысл с первого взгляда удобопонятен, надлежит исполнять не лениво и не принужденно, но подобно алчущим, с желанием насытиться предлагаемым, чтобы пища сия послужила для нас напутием к здравию. А какие понятия сокровенны (на пример: что такое сущность Божия? что было до сотворения? что вне видимого? какая была нужда в сотворенном?

 — и все подобное, исследованием чего занимается одно любопытство), о сем не разыскивать должно, но познание сего предоставить единому Святому Духу, испытующему, как говорит Апостол, «глубины Божие» (1 Кор. 2,10) Ибо, что в Писании вместо Духа многократно упоминается и именуется огнь, известно это каждому, кто изучал Писание. К таковой же мысли приводит нас и наставление премудрости: «что свыше сил твоих, того не испытывай» (Сир. 3,21), т. е.

не сокрушай костей слова, потому что нет тебе потребности в сокровенном. Так Моисей силою изводит народ из Египта: и всякий идущий по следам Моисея тем же образом освободит от египетского мучительства всех, кем только руководит его слово. Но следующим за сим вождем к добродетели, думаю, не должно быть скудными в египетском богатстве и не стяжателями иноплеменных драгоценностей; но, взяв у противников всю собственность, надлежит иметь это у себя, как заем; что сделать народу и повелевается тогда Моисеем.

Не одобрит законодателева решения, кто по первому взгляду поймет сие так, что будто бы Моисей велит давших в заем лишить собственности, и делается наставником несправедливости. Но никто и не скажет, что законодатель действительно отдал такое приказание, имея в виду последующие законы, решительно воспрещающие всякую обиду ближнему, хотя иным и кажется справедливым делом, что Израильтяне сим примышлением взяли с Египтян заслуженную плату: ибо вина не меньше, если такой приказ не чист от лжи и обмана.

Кто взял что-нибудь взаем, и не отдает опять заимодавцу, если это чужое, поступает несправедливо, как отнявший собственность. Если же завладеет и своим, но обманув заимодавца надеждою получить назад, то, без сомнения, будет назван обманщиком. Посему того смысла, какой представляется с первого взгляду, приличнее понятие высшее, повелевающее добродетельно ведущим свободную жизнь заготовлять богатство внешнего образования, которым украшаются иноплеменники по вере.

Ибо нравственную и естественную Философию, геометрию и астрономию, и словесные произведения, и все, что уважается пребывающими вне Церкви, наставник добродетели повелевает, взяв в виде займа у богатых подобным сему в Египте, хранить у себя, чтобы употребить в дело при времени, когда должно будет божественный храм таинства украсить словесным богатством.

Так собирающие себе таковое богатство, каждый от себя приносят оное Моисею, трудящемуся над скиниею свидания, уделяя на устроение святыни. Это, как можно видеть, делается и ныне. Многие внешнюю ученость, как некий дар, приносят Церкви Божией. Таков и были великий Василий, прекрасно во время юности купивший египетское богатство, принесший его в дар Богу, и таковым богатством украсивший истинную скинию Церкви.