St. Gregory of Nyssa.   On the Life of Moses the Lawgiver, or on the Perfection of Virtue Table of Contents Introduction. 1 Part 1. The story of Moses' life. 2 Part 2. A view of the life of Moses.     9 Introduction   What do those who want to look at the horse lists experience; Whoever of the competitors in the speed of running they take care of, even if he has not the slightest lack of zeal to speed up the race, nevertheless, out of concern for his victory, they give him a voice from above, following him with their eyes throughout the field, and increase (in their opinion)

Кто поползнулся от скользкости удовольствий, тот пал; и кто запнулся по гордости, также пал. Ни одного же рода падений не изберет для себя имеющий ум, но равно должен избегать всякого падения, пока оно будет падением. Почему, если и ныне видишь кого, что с одной стороны свободен от недуга сластолюбия, но, стараясь показать, что он выше других, вторгается в священство; то представляй о нем, что видишь его с высоты гордости падающим в преисподнюю.

Ибо в последующем законе учит, что священство есть достояние божественное, а не человеческое, учит же сему так: жезлы каждого колена, означив именами давших, Моисей полагает при алтаре, чтобы жезл, отличенный от прочих некиим Божественным чудом, соделался свидетельством рукоположения свыше. И поскольку сие исполнилось, жезлы других колен остались тем же, чем были, а жезл иерея, укоренившись в себе самом, не от посторонней какой влаги, но вложенною Р него божественною силою, произрастил ветвь и плод; и плод пришел в зрелость; плодом же был орех; то по совершении сего все подвластные Моисею обучились благочинию.

По причине же плода, произращенного жезлом иерейским, надобно придти к мысли, сколько воздержною, строгою и суровою надлежит быть жизни в священстве по внешнему ее поведению, а внутренне, втайне и невидимо какую содержать в себе питательность, что в орехе обнаруживается, когда питательное со временем созреет, твердая оболочка распадется, и деревянистый этот покров на питательном плоде будет сокрушен.

Если же дознаешь, что жизнь какого либо, так называемого, иерея похожа на яблоко, благоуханна, цветет, как роза (весьма же многие из них украшаются виссоном и червленицею, утучняют себя дорогими явстами, пьете «из чаш вино, мажетесь наилучшими мастями» (Ам. 6,6), и все, что только по первому вкушению кажется сладким, признают необходимым для жизни приятной)

; то прекрасно будет сказать тебе при этом евангельское слово: вижу плод, и по плоду не узнаю древа священства. Инаков плод священства; а инаков этот; тот плод — воздержание; а этот — роскошь; тот земною влагою не утучняется; а к этому с дольних мест стекается много потоков наслаждений, с помощью которых такой красотою рдеет зрелый плод жизни.

Когда же подчиненные Моисея стали свободны и от этой страсти; тогда вступают в иноплеменную жизнь, между тем как закон при уклонениях в другую сторону ведет их царским путем. Ибо путнику уклонение в сторону опасно. Как если две сдвинувшиеся стремнины оставляют одну тропинку на высоком береговом утесе, то идущему по ней не безбедно туда и сюда уклоняться от средины, потому что на обеих, может быть, сторонах за уклонением последует обрыв со стремнины: так и закон требует от идущего по его следам не оставлять «пути», как говорит Господь, «узкого и тесного» (Мф. 7,14)

, никакого уклонения ни в лево, ни в право не признавая благоуспешным. И сим словом определяется то учение, что добродетели состоят в средине. Почему всякий порок обыкновенно совершается, или от недостатка, или от нарушения меры, добродетели; например относительно к мужеству робость есть некоторый недостаток сей добродетели; дерзость — нарушение меры; но что свободно от того или другого из сих пороков, то усматривается в средине между ними и есть добродетель.

Точно также и все прочее, что заботится о совершеннейшем, держится как то средины между худым соседством; мудрость занимает средину между хитростью и простотою. Непохвальны ни мудрость змия, ни простота голубя, если каждое из сих свойств взять одно, само по себе; но поведение, держащееся средины между тем и другим, делается добродетелью. У кого недостает целомудрия, тот развратен; а кто им избыточествует, тот «сжигаем в совести» своей, как определяет Апостол ( 1 Тим. 4,2).

Один неудержимо утопает в удовольствиях; другой и браком гнушается наравне с прелюбодейством; поведение же, усматриваемое в средине между сими, есть целомудрие. Поскольку же, как говорит Господь, «мир сей лежит во зле» (1 Ин. 5,19), а для последователей закона иноплеменно то, что противоположно добродетели, то есть порок: то проходящий жизнь в этом мире безопасно совершит необходимое сие течение добродетели, если сохранит истинно царский путь, углаженный и убеленный добродетелью, нимало не совращаемый пороком на прилежащие распутья.

Но как, по сказанному, с восхождением добродетели вместе восходит и злокозненность противника, отыскивающая применительно к каждому поводы к совращению в грех: то, чем более народ возрастал в жизни по Богу, и сопротивник против этих сильных в военном деле употребляет тогда иную кознь. Когда воюющие видят, что полк превосходящих силами врагов неодолим в открытом бою, тогда преодолевает их, ведя переговоры и ставя засады.

Так и полчище злобы против укрепившихся законом и добродетелью, не лицом к лицу выводит силы свои, но в каких-то засадах скрытно строит им козни. Поэтому, и злоумышляя на Израильтян, призывает в помощь чародейство. И вот история говорит, что был некий «волхв» ( И. Нав. 13,22) и птицегадатель (Чис. 23,23), по какому-то демонскому действию имел при этом силу вредить, принадлежал же к числу врагов, и властителем Мадианитян нанят был своими проклятьями нанести вред живущим по Богу; и он то клятву переменил в благословение.

А мы из связи рассмотренного доселе уразумеваем, что волшебство недействительно против живущих добродетельно; напротив того подкрепляемые Божию помощью превозмогают всякую кознь. О том, что упомянутый историею занимался птицегадательным волхвованием, свидетельствует она, когда говорит: «волхвования в руке его» (Чис. 22,7), и совещается он с птицами, а еще прежде сего говорит, как криком ослицы научен, что предстояло его усилию. Голос этой ослицы (

так как волхву обычно было, по какому-то демонскому действию, совещаться с голосами бессловесных) Писание представляет, как бы членораздельным, показывая, что предзанятые таковым демонским обольщением доходят до убеждения принимать за слово по некоему наблюдению из голоса бессловесных извлеченное ими наставление. И волхв, внимая сему, тем самым, чем обольщался, научен, что непреоборима сила тех, против кого он нанят.

II но евангельской истории к сопротивлению власти Господа готовилось полчище (легион) демонов: но когда приближается к нему Имеющий державу над всеми, возглашает оно о превозмогающей силе и не скрывает истины, что Божие естество — Тот, Кто в надлежащее время наложит наказание на согрешивших. Ибо демонский голос произносит: «знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий» (Мк. 1,24)