Теперь я стал понимать Тору и могу объяснить то, что казалось мне неясным. Тогда же он рассказал, что неосознано изучал Священное Писание, что однажды даже пробовал изучать на еврейском языке Новый Завет (Берит Хадеша), что сердце его тянулось к этому, однако же унаследованное от юности отвращение ко всему христианскому воспрепятствовало сему.

Исаак поведал также, что когда-то давно, когда любознательности ради он сличал Новый Завет с Ветхим, его заметил строгий раввин Хагим и не только сделал выговор, но и нажаловался на него начальству, чем и навлек тогда на него большие неприятности. И многое, многое другое еще рассказал нам.   Отъезд На следующий день я проводил Исаака до железнодорожной станции.

Он просил меня молиться за него и сказал, что теперь желает не только сам, но и со множеством своих друзей и прихожан обратиться ко Христу. Я попросил его написать о себе, и он обещал мне, прослезившись, горячо поблагодарил за все, ибо здесь - в Коринфе! - обрел Мессию Христа. Но вот и послышался резкий гудок: поезд отправляется в Патры. Мы простились.

Поезд стал трогаться, и Исаак быстро вошел в вагон и потом еще долго махал мне рукой, уносимый в неизвестность.   Глава II Молчание Исаака Прошло уже немало времени после отъезда Исаака. Мы часто с теплом вспоминали и говорили о нем. Домашние мои, бывшие свидетелями удивительного обращения Исаака ко Христу, очень беспокоились и желали непременно узнать, что же произошло с ним.

Всякий раз при возвращении моем домой, дети, не уставая, спрашивали, не пришло ли письмо от Исаака. - Нет, ничего пока нет, - отвечал с горечью я. Так проходил день за днем, и меня уже стали тревожить неприятные мысли. Наконец получили мы долгожданный ответ из Константинополя. Вот это письмо: Константинополь, 19 марта 1897 года Брат Николай!

Я пообещал Вам писать и вот только теперь исполняю Ваше желание. Отправляя письмо это, выражаю еще раз мое искреннее благодарение за оказанную мне, болящему, помощь и поистине авраамово гостеприимство. Но несравненно более я благодарен Вам за то откровение, которое получил о Спасителе-Машиахе (Ему же с благоговением поклоняюсь). Он отъял страх от души моей и исполнил мира и радости прежде мятущееся и страждущее мое сердце.

Он соединил меня с Адонаги Иегова, который не представляется уже мне "Богом отмщения" (Псалом 93.1), но "Отцом милосердия и Богом всякого утешения" (Второе Послание к Коринфянам апостола Павла, глава 1, стих 3). Всякий раз, когда я вспоминаю Коринф (который стал для меня, как Дамаск для апостола Павла!), восклицаю словами пророка Исайи: "Как прекрасны ноги благовествующих мир, благовествующих радость и проповедующих спасение" (Исайя, глава 52, стих 7).

Думаю, что ты жаждешь узнать, что же произошло со мной после отъезда. Вот, я открываю это тебе. Время путешествия моего до Патр посвящено было полностью молитве и чтению Нового Завета. Я страдал, подобно Луке и Клеопе - двум ученикам Христовым! - шествующим в Эммаус. И они ведь изучали Священное Писание и, однако, что пользы! Письмена сии были сокрыты от них.

И не разумели они, как и я не разумел прежде. Но "открылись у них глаза" (Лука, глава 24, стих 31), как и потом у меня в Коринфе. Что скажу! Дивны дела Твои, Господи, и дивен Промысел Твой! Ведь я ехал домой, чтоб увидеть родных. Заболевши, остался в Коринфе. И здесь прозрел наконец - здесь обретши Христа, Машиаха, Спасителя Мира! Недостоин и я за греховность мою называться теперь христианином, но меня утешают благие слова, - их прочел я вчера у апостола Павла, - что Христос в мир пришел, чтобы грешных спасти (

Первое Послание к Тимофею, глава 1, стих 15). Я ведь тоже подобно ему ослеплен был враждою и злобой, но пришел Свет Христов - и прозрели мы оба... Вспомни дни нашей юности, наши мечты, Как учились мы разным наукам: Ты - ученью любви, я - ученью вражды, Ты был благости полон, я - гордого духа. О, фанатиком был я! Стыжусь вспоминать! Мне претил всяк, кто мыслит иначе.

От раввинов жестокость успел перенять, - И нуждаюсь теперь только в плаче!.. Боже мой, недоведома мудрость Твоя, Дивна милость Твоей благостыни! Ты пришел, чтобы грешных спасти - это я! Не отрини меня, не отрини! Таковы были мысли мои на пути к родным местам, где меня уже давно ожидали родители, которых по духу, по укоренившемуся ожесточению, нельзя иначе назвать, как христоборцами.

В Патрах я пересел на пароход, и вот тут-то мне довелось пережить, - о чем желаю искренне поделиться с тобой! - неведомое доселе тяжкое искушение. Внезапно во мне проснулась непонятное чувство, не знаю, как и назвать его: то ли необъяснимым испугом, то ли горьким стыдом. Я представил себе, как я, раввин, предстану внезапно перед родными новообращенным христианином.

Для единокровных моих это покажется страшным безумием. Ведь так сложилось исторически, к большому сожалению, что для верующих иудеев обыкновенно христиане представляются врагами. Я решил скрыть от них, что уверовал во Христа. Однако совесть моя с неумолимой настойчивостью противилась этому... Пароход приближался уже к пристани С. После краткой молитвы я взял в руки Новый Завет, открыл...

И к удивлению моему, - конечно же, неслучайно! - первыми словами, которые попались мне на глаза, были: "Итак, всякий, кто исповедует Меня пред людьми, того исповедую и Я пред Отцем Моим Небесным. А кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным" (от Матфея, глава 10, стихи 32, 33). Меня глубочайшим образом потрясли эти слова!