Поэтому и проклята смоковница Христом: на ней были листья, но не было плодов. Значит – она стала жить ради себя, не зацветя…

А сегодня идет реклама именно такого стиля жизни – «бери от жизни все». Как ни странно, такая предельная жизнерадостность «поколения пепси» на самом деле несет смерть. Потому что если ты хочешь взять от жизни все, значит, не сможешь подарить эту жизнь своим детям, пожертвовать кусочком своего комфорта ради них.

Ну, смотрите, май 2007 года. На нашем календаре – день святых Кирилла и Мефодия, а у «общечеловеков» – «всемирный день пидора». Вроде и гейпарад в Москве запретили. Но в эту ночь первый канал показал фильм «Небесные подруги» – о трагической любви двух лесбиянок. На следующую ночь – уже по «СТС» идет кино о любви двух мальчиков, учеников школы, которые пронесли чувство друг к другу до гроба. Но если в первом фильме хотя бы сцен постельных не было, то во втором все было показано предельно физиологично…

– И часто Вы по ночам кино смотрите?

– Ну, тут уж так получилось. Те дни я был в Красноярске. Разница с Москвой – четыре часа, уснуть не удавалось, и потому появилась возможность ознакомиться с ночным телезоопарком. Но дело не в том, что смотрел, а в том, что нам показывали.

Пропаганда гомосексуализма – это шаг в могилу хотя бы по той простой причине, что это – бездетный тупик. В этой рекламе все может быть очень утонченно, со вкусоми стилем, там могут играть прекрасные актеры, но это все равно аромат смерти. Потому что детей при однополых отношениях быть не может. Есть старая русская народная сказка: «Жилбыл царь, и было у царя три сына. Выросли сыновья, надо их женить. И царь задумался, как бы их пристроить так, чтобы потом раздоров в царстве не было. И нашел выход: первого сына женил на втором, второго – на третьем, а третьего – на первом. Тут и сказочке конец, и роду царскому –… тоже».

– Но ведь и у монахов нет детей. Это тоже лик культуры смерти?

– На совести каждого настоящего монаха больше детей, чем у любой материгероини! Потому что монах помогает людям, обращающимся к нему за советом, пережить семейные кризисы, не развестись, не пойти на аборт… Так что не без монашеских советов рождаются дети, которых при иных обстоятельствах просто не было бы на свете!

– У людей есть определенные консервативные представления, в которые ваш образ, ваша манера говорить может не вписываться. Бывали какието нарекания по этому поводу?

– Бывали, конечно. И у людей светских, в том числе. Таким людям хотелось бы видеть в церкви своеобразный памятник прошлому. Это же очень удобно. Если церковь в прошлом, то при всем уважении к ее «наследию», ко мне она не имеет никакого отношения. В музей можно зайти, полюбоваться, поизучать, но для жизни надо из музея выйти. И уж тем более не признается право на вмешательство мумии в мою современную жизнь. Ну, вот даже своим языком я говорю людям: «Православие – не древность, не музей». Да и вообще моя речь звучит вне храма и ради нецерковных людей. Здесь на нашем «церковнокитайском» языке, языке семинарии XIX века вообще нельзя говорить.

– Ваша популярность необычна не только в Православной среде. Чем она вызвана? Откуда такой интерес к вам со стороны светских журналистов?

– Когда вышла моя книжка «Как делают антисемитом», я полагал, что на этом мои контакты с федеральными телевизионными каналами закончатся. Но этого не произошло, хотя какаято пауза на некоторое время возникла… А вообще иногда мне кажется, что с некоторыми из наших знаменитых журналистов нужно общаться как с собаками. В хорошем смысле этого слова! Я сам собачник – собак люблю, а кошек ненавижу. Более того, считаю, что по своим грехам я в следующей жизни сам стану собакой. И собаками не обзываю никого. Но просто есть такое правило общения с собаками: ты можешь говорить им любые слова, самые гадкие и мерзкие – ей это не важно, а важна интонация. Ты можешь говорить: «сволочь ты рыжая», «гадина ты безумная», – но с доброй интонацией. И собака реагирует на это положительно. Так и журналисты реагируют не на содержание, а на общую красоту речи. Им важно, чтобы речь была динамичная, с шутками, с парадоксами. Они готовы за это и Дугина терпеть, и Жириновского, и меня…

– Вас не раздражает, что вы вписались в этот сомнительный ряд? Вам это легко дается?

– Для меня это форма послушания. Есть слова апостола Павла: «Любовь всему верит». Когда я иду на какуюто телевизионную передачу, я понимаю, что скорее всего самое главное в моем выступлении вырежут. Но если это «обрезание» будет хоть немного аккуратным, чтото из моих слов все же дойдет до зрителя… И потому я не отказываюсь от телеэфиров.