Диакон Андрей Кураев

А в день моего рождения в 2004 году в Интернете (и, что более важно, – в праздник Сретения) магаданские «православные» фашисты вернулись к теме моего расстрела: «Кураев в своем амплуа. Теперь этот деятель рассказал всему крещеному миру о пользе "дня святого Валентина". Оказывается, раз традиция уже есть, так пора и молебны служить 14 февраля о здравии "всех влюбленных". А то не знает "умник", что в нормальном церковном календаре 14февраля никаких "Валентинов" отродясь не бывало. Тьфу! Впрочем, этот…удак давно уже в расстрельный список напросился»1068. Ну, видите, вот опять нехорошее слово процитировал…

Попытки вдуматься, понять, о чем я говорю, у моих «суперцерковных» оппонентов нет. Голое супервозбужденное раздражение пропитывает их тексты. Для примера – отзыв «Русского вестника» на мою лекцию про «Матрицу».

«После ознакомления с лекцией стало понятно, что далее оттягивать начало разговора нельзя: то, что говорит диакон Кураев, является полнейшей, вопиющей, чрезвычайной…галиматьей. Подчеркиваю, галиматьей является именно то, что говорит автор лекции, а не то, о чем он говорит. Причем галиматья эта, подобно галиматье Жириновского, весьма талантлива и обтекаема. Насыщенная созвучными сведениями из области истории, богословия, культуры, она приковывает к себе внимание, интригует, начинает казаться мировоззренческой концепцией, завоевывает своих "сторонников". Я долго не мог понять, сторонником чего именно можно быть, будучи сторонником того, что говорит диакон Кураев. Ведь если взять в руки карандаш и абзац за абзацем, строчку за строчкой, слово за словом проанализировать то, что говорит диакон Кураев в своих статьях и лекциях, то обнаружится, что сказанное в целом не имеет ни малейшего смысла. Причем такая совокупная беспредметность складывается из отдельных частей и частичек, которые сами по себе могут быть и содержательными, и актуальными, и свидетельствовать о какихто отдельных аспектах истины. Но перелопаченные через мясорубку воспаленного сознания диакона Кураева, войдя в состав его проповеднического "фарша", они перестают служить прежним своим идеалам и начинают обслуживать популизм конкретной персоны. И что удивительно, подобное творчество находит своих почитателей! Причем большая их часть – это так называемые" новые русские" из числа предпринимателей, банковских клерков, деятелей "шоубизнеса". Все это люди далеко не глупые, способные к самостоятельному добыванию, осмыслению и использованию информации. И вот, поди ж ты, попались, как мухи на липучку»1069.

– А какая из Ваших книг более всего критикуется Вашими церковными оппонентами?

– С книгами спорить тяжело – тезисы в них ясно прописаны. Аргументация приведена. Да и проверить легко – правда ли я написал ту глупость, которую мне приписали. Поэтому издания, специализирующиеся на обличении «кураевицины», предпочитают строить свои пиаркампании на перевирании моих лекций.

К лекциям легче придраться по вполне объективной причине. Лекции для пишущего человека – это всегда черновики. Тут обкатываются, «наговариваются» некоторые темы, сюжеты, аргументы. Затем, по мере начитки определенных тем, они оформляются сначала в статьи, а затем и в книги. Устная речь имеет иные особенности, нежели речь письменная. Здесь больше сиюминутности, меньше продуманности. Здесь бывает больше педагогики (надо «держать аудиторию») и меньше логики и источниковедческой корректности. Но людям определенных способностей наполовину сделанную работу не показывают.

Сразу поясню: кассеты с моими лекциями распространяются против моей воли и без моего ведома. Ни гонораров, ни даже авторских экземпляров мне не передают. Тем более не делают необходимой правки при тиражировании лекций. А правка необходима – ибо в устной речи бывают и неточные цитаты, и путаница в датах. Бывает также, что то, что было нужно сказать именно в той аудитории, совсем ни к чему на кассете или в книге.

В моих аудиториях (а большую часть своих лекций я читаю «на выезде» – вне Москвы) преобладают люди или равнодушные, или даже враждебные по отношению к Православию. Обо мне они, как правило, впервые услышали в день лекции. Кроме того, эти лекции проходят обычно после окончания основных занятий в университете. Студенты уже достаточно выдохлись за день. Суметь еще два часа удержать их внимание – дело совсем не простое. Так что вытаскивать аудиторию надо из «минуса». Предвзятое отношение ко мне (для них я безымянный представитель «этого тоскливого Православия») и ктому, о чем я говорю, надо втечение первого часа переменить на сначала сдержанноинтересующееся, а в конце концов и на согласное.

Совсем иное дело – кассета. Ее покупает человек, который уже заранее заинтересован в беседе на именно эту тему. Это, как правило, не студент. Опять же, как правило, это человек уже православный. Он способен уже к восприятию более твердой духовной пищи. Ему не нужны «разрядки» и «экскурсы в сторону». Поэтому, если бы распространение кассет хоть както согласовывалось со мною, я настаивал бы на их серьезнейшей правке. Увы, никакого согласования нет.

– А насколько человек, пришедший на Вашу лекцию, может быть уверен в том, что Вы излагаете действительно точку зрения Православной Церкви?

– Вы сами понимаете, что если я сочту, что мои взгляды – это не взгляды Православной Церкви, и при этом буду делать вид, что говорю от имени Церкви, то я буду подлецом. Для меня очень дорого, что я в Церкви: я к этому стремился, мучительно шел, чтобы войти в Церковь, поэтому ни в малейшей степени не желаю себя Церкви п роти вопоста вл ять.

Не думаю, что Церковь не одобряет мою работу. Об отношении Церкви ко мне можно судить по судьбе моих книг. За 10 лет тираж моих книг уже перевалил за 700 тысяч. В связи с этим у меня есть чувство некоторой вины перед моими однокурсниками по университету, среди которых есть люди очень яркие, талантливые. Но я смотрю, как им живется и как живется мне. Мне, конечно, живется гораздо лучше. У меня есть та возможность, о которой мечтает любой интеллигент. Это возможностьговорить с людьми. То, что я пишу, востребуется, издается, распространяется. А те книги, что пишут в Институте философии Академии наук и на философском факультете МГУ, или не издаются, или издаются мизерным тиражом в 500 экземпляров, так что, по сути, автор сам их и покупает, а потом раздаривает. Мое преимущество в том, что за моей спиной стоит мощная система епархий, приходов, монастырей со своей сетью книготорговли. По сути дела, сегодня только религиозные организации имеют общероссийскую сеть распространения литературы. Даже научная литература по стране почти не распространяется. Так вот, если бы отношение ко мне Православной Церкви было плохим, мои книги не издавались бы и не распространялись.

Тут вообще есть две крайности. Одни мои критики считают, что я какойто диссидент внутри Церкви и мои книги не представляют церковной позиции. Другие же мои критики, напротив, полагают, будто моя работа носит «заказной» характер. Они пишут, что «книги диакона Кураева щедрейше финансируются РПЦ МП»1070. На деле и то и другое неверно: я не официальный журналист, но и не диссидент. Многие издательства – как светские, так и церковные – готовы издавать мои книги, но прежде всего потому, что это приносит им прибыль. Книги интересны и нужны людям; они не содержат оппонирования Патриархии – поэтому церковные структуры и не сторонятся от соучастия в их издании и распространении.

Второе. Почти половина моей жизни проходит в поездках. И по большей части приглашают именно приходы и епархии. Для меня как раз это источник радостного ощущения – я в Церкви, я вместе с нею и ради нее.