Ибо когда тот сказал, что прекрасное всегда присуще Всевышнему Богу, а быть Отцом такого чада прекрасно, то поелику прекрасное никогда не было чуждо Ему, Отец никогда и не хотел быть без Сына, а, восхотев, не имел недостатка в силе осуществить по своей мысли возможное до Него и жела­емое и всегда иметь Сына, поелику всегда хощет блага (к этому клонится смысл сказанного нашим отцом)

; Евномий, насмеявшись над этим за­имствованным от внешней мудрости рассуждением, представляет для оп­ровержения сказанного такого рода выражение; и как будто бы говорил это кто-нибудь из опытных в подобных речах, спрашивает: «Кто родит? Если для Бога создавать прекрасно и прилично, то как это прекрасное и приличное (то есть создание) не было присуще Ему безначально, если Бог безначален?

И сему ни неведение не возбраняло, не затрудняло ни бесси­лие, ни возраст для создания, ни другие препятствия, какие ты набрал для своего же посрамления, ибо о Боге так говорить непристойно». Если бы самому наставнику возможно было отвечать на вопрос Евномия, то он ука­зал бы богонаученным языком, кто рожден, и, открывая Божескую тайну, поразил бы обличениями предстоятелей лжи, чтобы ясно было всем, какое расстояние между служителем тайн Христовых и смешным лицедеем или изобретателем новых и странных учений.

Но поелику, как говорит Апостол, «умерый еще глаголет» Богу (Евр. 11, 4), а он возражает, когда нет ответчика, то хотя наш ответ и не может сравниться с голосом великого Василия, тем не менее в настоящем случае ответим вопросившему так: самая речь твоя, высказанная в опровержение наших слов, служит свидетельством того, что мы говорим истину, обличая учение нечестия.

Ибо ничего иного мы так не осуждаем, как мысль, будто не должно нам ничем различать Владыку твари от обыкновенной твари, равно осуждаем и то, что вами предлагается против Единородного. Ибо, если думаешь, что видимое тобою в твари должно приписывать и Единородному Богу, то наша беседа с тобою конче­на. Ибо нелепость обличена твоими же словами, и всем стало ясно, что мы говорим прямую истину, а у тебя о Единородном Боге такое же мнение, как и о прочих тварях.

О чем было сомнение, как не о Единородном Сыне Божием, Создателе всей твари — вечно ли Он существует или впоследс­твии родился у Отца? Итак, что об этом говорит слово наставника? То, что неблагочестиво веровать, будто по естеству прекрасное не всегда сущест­вует в Боге, ибо нельзя найти какой-либо причины, по которой благое не могло бы быть присущим Благому — ни недостатка в силе, ни немощи в воле.

Что говорит на это оспаривающий, сказанное? То, что если допус­тишь веровать, что Бог Слово имеет бытие от вечности, то допустишь то же самое и относительно тварей. О как сумел различить в своем слове ес­тество тварей и Божеское величие! Как знает, что чему соответствует, что благочестиво мыслить о Боге и что - о твари! Если, говорит он, Создатель полагает начало создания с известного времени (

ибо ничем иным нельзя обозначить начала того, что произошло, как только особым расстоянием времени, которое определяет начало и конец тому, что происходит), то по­сему, говорит, и Творец времен должен начать Свое бытие от подобного же начала. Но тварь имеет началом века, а для Творца веков какое придума­ешь начало? Если кто скажет, что это начало указывается в Евангелии (Ин. 1, 1)

, то его-то и надлежало объяснить, с ним-то неразрывно вместе и указывается исповедание Сына; и сущему в Отце (Ин. 14, 10), как говорит Господь, нельзя начаться с какого-либо назначенного времени. Если же кто будет говорить о другом начале, кроме этого, то пусть скажет наиме­нование, каким означается такое начало, так как нельзя понять никакого начала прежде устроения веков.

Посему, такая его речь нисколько не от­клонит нас от благочестивого мнения о Единородном Боге, хотя бы и ру­коплескали старухи его положению как очень сильному. Ибо мы остаемся при признанном нами сначала, имея разум, утвержденным в той истине, что все, что слово благочестия требует утверждать о Единородном Боге, не имеет ничего общего с тварию; но велико расстояние, разделяющее отли­чительные свойства Того, Кто сотворил все, и дел Его.

Итак, если бы в ином чем-либо Сын имел общность с тварию, то, конечно, должно было бы сказать, что Он не отличен (от нее) и по образу существования. Если же тварь непричастна тому, чему мы научены относительно Сына, то совер­шенно необходимо сказать, что она и по образу существования не имеет общности с Ним, ибо тварь ни в начале не была, ни была у Бога, ни была Богом, ни жизнью, ни светом, ни воскресением, не приличны ей и прочие боголепные имена, как то: истина, правда, освящение, Судия, Праведный Творец всего, Сущий прежде веков, Царствующий над веком, и во веки, и присно; тварь не есть ни сияние славы, ни образ Ипостаси, ни образ благо­сти, ни благодать, ни сила, ни истина, ни спасение, ни искупление, сло­вом, в твари нет и не приписывается ей ничего такого, что говорится Писанием во славу Единородного.

Представляю более возвышенные вы­ражения, именно: «Аз во Отце, и Отец во Мне» (Ин. 14,11), и: «видевый Мене виде Отца» (Ин. 14, 9), и: «никтоже знает Сына, токмо Отец» (Мф. 11,27). Итак, если бы словом такие и толикие (наименования) приписываемы были твари, то хорошо было бы думать, что усматриваемое в ней должно применять и к понятиям о Единородном, так как здесь было бы сопос­тавление однородного с сродным.

Если же все таковые и понятия, и на­именования принадлежат вместе (с Сыном) и Отцу и превышают все, что может быть мыслимо о твари, то неужели не скроется от стыда этот мудрец и остроумец, изъясняя естество Господа твари тем, что усматрива­ется в твари, не понимая, что отличительные признаки твари иные? И о по самому главному разделению всего существующего оно делится на созданное и несозданное, последнее - как причину того, что произошло, первое - как от него происшедшее.

Итак, когда и созданное естество, и Божеская сущность раздельны и не имеют никакой связи по отличитель­ным свойствам, то совершенно необходимо мыслить то и другое неодина­ковым образом и не изыскивать тех же самых признаков для того, что раз­лично по естеству. Итак, если сотворенное естество являет в себе, как гово­рит книга Премудрости, (именуемая)