„Неужели вы не получаете моихъ писемъ, тогда какъ я писалъ каждый день, три раза во время дороги и зд?сь уже разъ 12? Не носятъ ли писемъ моихъ кому другому? Н?тъ ли другой Елагиной у Красныхъ воротъ? Если вы теперь получили мои письма, то вы вид?ли изъ нихъ, что вчера я еще разъ осматривалъ Эрмитажъ. Я употребилъ на это три часа; стоялъ передъ н?которыми картинами бол?е 1/4 часа и потому все еще не видалъ большей половины какъ должно. Оттуда я отправился къ Dubois, (это родъ Andrieux), гд? меня ждали Титовъ и Кошелевъ; оттуда къ Одоевскому, потомъ домой, гд? проспорилъ съ Васильемъ Андреевичемъ до 1го о Фламандской школ?, и, кажется, опять оставилъ о себ? такое же мн?ніе, какое онъ им?лъ обо мн? посл? перваго нашего свиданія въ 26 году. Но я не раскаиваюсь; когда нибудь мы узнаемъ другъ друга лучше. Онъ читалъ мн? н?которые стихи свои давнишніе, но мн? неизв?стные: къ фрейлинамъ, къ Нарышкину, на заданныя ри?мы и проч. Cette profanation du g?nie m'a choqu?. Теперь онъ не пишетъ ничего, и т?мъ лучше. Поэтическое д?ло важн?е поэтическихъ стиховъ. Но окончивши, ему опять хочется возвратиться къ поэзіи и посвятить остальную жизнь Греческому и переводу Одиссеи.

„Если бы я могъ высказать вамъ всю дружбу, которую мн? показываютъ зд?сь вс? наши, то в?рно доставилъ бы вамъ этимъ большое удовольствіе; – особенно Кошелевъ, который обходится со мною такъ, какъ только д?лается между родными братьями. Жуковскій надавалъ мн? кучу рекомендательныхъ писемъ въ Берлинъ и Парижъ; кром? того подарилъ мн? свою дорожную чернилицу и ящикъ съ складными перьями. Онъ читалъ письма Петрушины и говоритъ объ нихъ съ большимъ чувствомъ. Въ самомъ д?л? письма брата такъ хороши, что по нимъ можно узнать его. Жуковскій об?щается писать къ вамъ посл? моего отъ?зда, и я ув?ренъ, что сдержитъ слово. Напишите мн? въ Берлинъ все, что онъ скажетъ обо мн?. По многимъ причинамъ мн? это будетъ отм?нно интересно. Если можно, пишите обо всемъ, что для меня можетъ быть интересно и что мн? весело будетъ узнать и что н?тъ, – только бы я зналъ”.

Письмо В. А. Жуковскаго.

Середа 21 Января, Спб. 1830.

„....Нынче въ 10 часовъ отправился нашъ милый странникъ въ путь свой, здоровый и даже веселый. Мы съ нимъ простились у самаго дилижанса, до котораго я его проводилъ. Ему будетъ хорошо ?хать. Повозка теплая, просторная; онъ не одинъ; хлопотъ не будетъ никакихъ до самаго Берлина. Дорога теперь хороша, и ?зда будетъ скорая. Въ Берлин? ему будетъ, над?юсь, пріятно. Я снабдилъ его письмами въ Ригу, Берлинъ и Парижъ. Въ Риг? одинъ мой добрый пріятель поможетъ ему уладить свои экономическія д?ла, то есть разм?нять деньги выгодн?йшимъ образомъ. Въ Берлин? мое письмо познакомитъ его прозаически съ нашимъ посломъ, который дастъ ему рекомендательныя письма дал?е, и поэтически съ Гуфландомъ, который пот?шитъ душу его своею душою. Въ Париж? онъ найдетъ Тургенева, котораго я просилъ присос?дить его къ себ?, и быть ему руководцемъ на Парижскомъ паркет?. Для меня онъ былъ минутнымъ милымъ явленіемъ, представителемъ яснаго и печальнаго, но въ обоихъ образахъ драгоц?ннаго прошедшаго, и веселымъ образомъ будущаго, ибо, судя по немъ и по издателямъ нашего домашняго журнала (особливо по знаменитому автору заговора Катилины) и еще по Мюнхенскому нашему медв?женку, въ вашей семь? заключается ц?лая династія хорошихъ писателей – пустите ихъ вс?хъ по этой дорог?! Дойдутъ къ добру. Ваня – самое чистое, доброе, умное и даже философическое твореніе. Его узнать покороче весело. Вы напрасно такъ трусили его житьябытья въ Петербург?: онъ не дрожалъ отъ холода, не терп?лъ голода въ трактир?; онъ просто жилъ у меня подъ роднымъ кровомъ, гд? бы и вамъ было м?сто, если бы вы его проводить вздумали, и напрасно не вздумали. Къ несчастію, по своимъ занятіямъ, я не могъ быть съ нимъ такъ много, какъ бы желалъ, но все мы пожили вм?ст?. Я познакомилъ его съ нашими отборными авторами; показывалъ ему Эрмитажъ. Бол?е вм?ст? нигд? быть не удалось. Но отъ него не уб?житъ: черезъ 2 года вы прі?дете его встр?тить зд?сь, и вм?ст? съ нимъ и со мною все осмотрите. Удивляюсь, что вы не получали писемъ отъ него. Онъ писалъ ихъ н?сколько разъ съ дороги и почти всякій день изъ Петербурга. Я не писалъ отъ того, что онъ писалъ. Теперь пишу объ немъ, чтобы вы были совершенно спокойны на его счетъ: здоровъ и веселъ. До изв?стной вамъ раны я не прикасался, дорога затянетъ ее...”.

Письма И. В. Кир?евскаго.

27 Января, Воскресенье, Рига.

„Вотъ онъ я , въ Риг?. Вчера въ вечеру прі?халъ и вчера же отправился съ письмомъ отъ Жук. къ прокурору Петерсону, которымъ studiosus Петерсонъ стращалъ станціонныхъ смотрителей. Этотъ прокуроръ Петерсонъ принялъ меня какъ роднаго, какъ друга. Но въ будущемъ письм? я опишу это подробно. Сегодня ц?лый день провелъ я въ расхаживаньи, въ разъ?зд? по городу, котораго достоприм?чательности показывалъ мн? этот милый толстый прокуроръ. Сейчасъ изъ Муссы, гд? вид?лъ Н?мцевъ, которые еще Vorschmack т?хъ Н?мцевъ къ которымъ ?ду. Въ Дерпт? я не былъ у бабушки, потому что про?зжалъ черезъ Дерптъ въ 2 часа ночи; но вид?лъ ихъ домъ и отсюда пошлю ваше письмо, вм?ст? съ своимъ и съ вашимъ образомъ. Прощайте, уже 1 часъ, а завтра мн? надо вставать въ 6, м?нять деньги, пить кофе у Петерсона и перем?нить паспортъ, который оказался нед?йствительнымъ, ибо по новому постановленію онъ живетъ только три нед?ли. Найду ли я на почт? письмо отъ васъ? Я оставлю зд?сь у Петерсона подробное описаніе моего отъ?зда изъ Петербурга сюда до посл?дняго часа отсюда въ Кенигсбергъ. Петерсонъ отправитъ это на сл?дующей почт?”.