„Я къ вамъ пишу сегодня не много, потому что братъ пишетъ больше, и Рожалинъ также, кажется, не л?нится. Я не много опоздалъ и не хочу откладывать письма до завтра, потому что и такъ мы уже долго откладывали, и я боюсь, что если письмо опоздаетъ, то вы будете безпокоиться о брат?, и о томъ, какъ онъ прі?халъ изъ В?ны. Потому прощайте! Скоро либо напишу къ вамъ еще, либо самъ прі?ду. Обнимаю васъ отъ всей души; поклонитесь вс?мъ, кто обо мн? помнитъ”.

11го Ноября.

„Здравствуйте! Вотъ я въ Варшав?, ?ду къ вамъ, однако не въ Москву, потому что ув?ренъ, что вы оттуда у?хали, а въ Петербургъ, гд? по вс?мъ в?роятностямъ вы должны быть теперь. Въ Москву же пишу къ вамъ только такъ, на удачу, и кр?пко над?юсь, что мое письмо сд?лаетъ крюкъ изъ Москвы въ Петербургъ. Однако, несмотря на крюкъ, оно придетъ прежде меня, потому что я зд?сь долженъ ждать ц?лую нед?лю, ибо дилижансъ отходитъ только въ середу, а теперь четвергъ; къ тому же этотъ проклятый дилижансъ идетъ два дня съ половиной до Польской границы. Тамъ я возьму извощика можетъ быть до самаго Петербурга, потому что на почт?, или на перекладныхъ ?хать и слишкомъ дорого и безъ челов?ка нев?рно, ибо когда некому смотр?ть за вещами, то само собою разум?ется, что он? могутъ пропасть. Хотя я не везу съ собой никакихъ драгоц?нностей, однако все непріятно остаться въ одной шуб?. Извощикъ же, который меня повезетъ, принадлежитъ Графу Туровскому, съ которымъ я зд?сь познакомился, или, лучше сказать, возобновилъ знакомство, ибо зналъ его въ Мюнхен?. Онъ ручается мн? за в?рность, услужливость и расторопность своего кучера и за доброту его лошадей. Не смотря на то однако, что я везу и кучеру и лошадямъ грозный ордеръ отъ барина, въ которомъ сказано между прочимъ: ?хать какъ можно скор?е, вся моя дорога съ фурманомъ продолжится около двухъ съ половиною нед?ль, а можетъ быть и больше; сл?довательно въ Петербургъ прі?ду я не прежде половины Декабря, ибо сегодня 11е Ноября. Если не найду васъ тамъ, то узнаю отъ Жуковскаго, гд? вы, и отправлюсь туда. Вотъ и разлука наша, которая приначал? казалась безъ конца, сама собою кончилась. Еще не прошло года, какъ я васъ оставилъ. Кажется, судьба только пошутила съ нами, заставивши насъ прощаться такъ на долго. Хотя эта шутка была совс?мъ Н?мецкая, и ни она сама, ни ея развязка, совс?мъ не забавны. Неужели и судьба Н?мка? Вы видите, милая маменька, что я ?ду къ вамъ съ совершенно спокойнымъ духомъ, ибо твердо ув?ренъ, что вы не подвергаете ни себя для насъ, ни нашихъ ни мал?йшей опасности. Я не сомн?ваюсь, что это письмо пришлется къ вамъ либо въ Петербургъ, либо въ Ригу, и что вы у?хали изъ Москвы, какъ скоро прі?халъ папенька изъ деревни, а папенька, конечно, не рисковалъ вами изъ лишняго рубля, который онъ могъ бы выхозяйничать тамъ, и расчелъ, что лучше у?хать безъ ничего, ч?мъ оставаться съ тысячами. Однако признаюсь вамъ, что страхъ иногда находитъ на меня. Но я ум?ю его разгонять больше простою волею, ч?мъ благоразумнымъ разсужденіемъ. Пишите какъ можно скор?е къ брату, который остался въ Мюнхен? и боится за васъ еще больше меня. Уже дв? нед?ли, какъ я его оставилъ, и если онъ еще не получилъ объ васъ изв?стія, то это было бы съ вашей стороны слишкомъ жестоко. Но н?тъ н?тъ! прочь вс? безпокойныя мысли, вы къ нему писали изъ Петербурга. И онъ покоенъ на вашъ счетъ. Я хочу в?рить всему хорошему, хочу не сомн?ваться въ лучшемъ; иначе, поддавшись страху дурнаго,

теперь какая бы душа могла устоять? За ч?мъ я оставилъ васъ? Но что сд?лано, то сд?лано. Прошедшаго воротить нельзя, и мы властны только надъ настоящимъ . Надъ нимъ я буду господиномъ, буду управляться собою и докажу это даже въ этихъ обстоятельствахъ надъ своими чувствами и воображеніемъ. Я буду покоенъ до т?хъ поръ, покуда увижусь съ вами. Еще ц?лый м?сяцъ! Но запасъ моей воли станетъ еще на дол?е. Прощайте, обнимаю васъ вс?хъ. Гостинцевъ не везу никому, выключая меньшихъ, и то только для того, чтобы они были мн? рады. При вы?зд? изъ Варшавы, т. е. черезъ нед?лю, буду писать еще, а теперь еще разъ обнимаю васъ. Вашъ Иванъ.

„Сейчасъ явился извощикъ, который берется доставить меня до Польской границы за три червонца, вм?ст? съ другимъ пассажиромъ, который платитъ столько же. И такъ я ?ду сего дня. Прощайте до Петербурга”.

Иванъ Васильевичъ Кир?евскій воротился въ Москву 16 Ноября, черезъ нед?лю прі?халъ и Петръ Васильевичъ, промедлившій по невол? н?сколько дней въ Кіев?14. На этотъ разъ холера, слава Богу, не коснулась ихъ семьи и оба брата нашли здоровыми вс?хъ своихъ близкихъ и друзей.

Въ продолженіе 1831 года, И. В. Кир?евскій написалъ н?сколько водевилей и комедій, которые были разыграны на домашнемъ театр?. Вм?ст? съ Языковымъ написалъ онъ „Вавилонскую Принцессу”, драматическую фарсу въ проз?, перем?шанную стихами, и осенью приступилъ къ исполненію давно задуманнаго плана: изданію журнала. Названіе „Европеецъ” достаточно указываетъ на тогдашній образъ мыслей Кир?евскаго. Ревностными сотрудниками Европейца въ Москв? были Языковъ, Баратынскій и Хомяковъ; въ Петербург? Жуковскій, Кн. Вяземскій, А. И. Тургеневъ и Кн. Одоевскій. Въ конц? этого года Жуковскій прі?халъ въ Москву и отдалъ для перваго нумера свою сказку „О спящей царевн?”, и тотчасъ посл? выхода первой книжки, прислалъ „Войну мышей и лягушекъ”, „Судъ Божій”, „Царя Берендея” и н?сколько мелкихъ піэсъ, почти что ц?лый томъ стихотвореній. Пушкинъ, довольный разборомъ Бориса Годунова, написалъ Языкову, что пришлетъ для Европейца все, что будетъ имъ окончено, радовался новому журналу, и об?щалъ свое полное и д?ятельное сотрудничество. Европейцу предстояла блестящая будущность; все что было знаменитаго тогда въ литератур?, блестящіе таланты того времени, которыми, по справедливости, всегда будетъ гордиться Русская словесность, люди эти безкорыстно соединились для дружной д?ятельности. Но Европейца вышло только дв? книжки; все что было въ этихъ книжкахъ самого Кир?евскаго, нын? перепечатано вполн?. Читатель можетъ ясно вид?ть, что въ статьяхъ сихъ н?тъ ничего возмутительнаго, ничего такого, что могъ бы вычеркнуть самый подозрительный цензоръ нашего времени. Но у Кир?евскаго было много враговъ литературныхъ, которымъ не нравился усп?хъ новаго журнала, и которые не могли забыть его прежнихъ критическихъ разборовъ. Статья его „XIX в?къ” была перетолкована, и 22 Февр. 1832 года журналъ былъ запрещенъ. Въ запретительной бумаг? было сказано: что „хотя сочинитель и говоритъ, что онъ говоритъ не о политик?, а о литератур?, но разум?етъ совс?мъ иное: подъ словомъ просв?щеніе онъ разум?етъ свободу, д?ятельность разума означаетъ у него революцію, а искусно отысканная середина ничто иное, какъ конституція; статья сія не долженствовала быть дозволена въ журнал? литературномъ, въ каковомъ запрещается пом?щать что либо о политик?, и вся статья, не взирая на ея нел?пость, писана въ дух? самомъ неблагонам?ренномъ”. Дал?е разборъ представленія „Горе отъ ума” признанъ за самую непристойную выходку противъ находящихся въ Россіи иностранцевъ. Почему Ценсоръ былъ подвергнутъ законному взысканію, продолженіе журнала воспрещено, и Кир?евскій офиціально признанъ челов?комъ неблагомыслящимъ и неблагонадежнымъ . Цензоръ Серг. Тим. Аксаковъ, пропустившій въ то же время шуточную поэму „12ть спящихъ буточниковъ”, вскор? былъ отставленъ. Кир?евскому, кром? запрещенія журнала, угрожало удаленіе изъ столицы, и онъ спасенъ былъ только горячимъ и энергическимъ заступничествомъ В. А. Жуковскаго.

Счастливы мы, что живемъ въ такія времена, когда не только возможно перепечатать статьи, вполн? безвредныя, не только возможно разсказать о тогдашней ценсурной придирчивости, но когда подобныя ценсурныя д?ла перешли уже въ область преданія, которому в?рится съ трудомъ, стали д?лами давно минувшихъ дней, глубокою стариною, которой, слава Богу, конечно не суждено уже возродиться15.

Глубоко поразила Кир?евскаго эта неудача на поприщ? журнальной д?ятельности, онъ смотр?лъ на нее какъ на лучшее средство быть полезнымъ отечеству, готовился къ ней, какъ къ святому подвигу жизни, и д?ятельность эта, поддержанная дружескимъ сотрудничествомъ людей, мн?ніемъ и одобреніемъ которыхъ онъ дорожилъ еще бол?е, ч?мъ блескомъ усп?ха, д?ятельность эта была внезапно порвана при самомъ начал?. Кир?евскій пересталъ вовсе писать. Въ продолженіе 11ти л?тъ, имъ не было написано ни одной статьи, подъ которой онъ подписалъ свое имя. Маленькій разборъ стихотвореній Языкова, пом?щенный въ Телескоп?, былъ напечатанъ безъ имени. Близкіе друзья его, и даже самъ Языковъ не знали, что статья принадлежитъ ему. Небольшая статейка объ Русскихъ писательницахъ была написана по просьб? Анны Петровны Зонтагъ, для Одесскаго Альманаха, изданнаго съ благотворительною ц?лью. Пов?сть Опалъ и другой отрывокъ изъ пов?сти были написаны для Европейца, хотя и были напечатаны въ посл?дствіи. Въ продолженіе дв?надцати л?тъ Кир?евскій почти ничего не писалъ, и когда онъ снова началъ печатно высказывать свои мысли (1845), он?, по направленію, были во многомъ несогласны съ т?ми мн?ніями выраженіемъ которыхъ служилъ Европеецъ.

Повторимъ зд?сь слова Хомякова: „слишкомъ рано писать біографію Кир?евскаго; о движеніи и развитіи его умственной жизни говорить еще нельзя, они такъ много были въ соприкосновеніи съ современнымъ и еще недавно минувшимъ, что не возможно говорить о нихъ вполн? искренно и свободно”. Въ этомъ очерк? мы и не думаемъ писать полной его біографіи; передавая въ хронологическомъ порядк? письма его къ семь? и друзьямъ, мы старались сд?лать н?сколько объяснительныхъ прим?чаній, разсказать о т?хъ вн?шнихъ событіяхъ его жизни, во время которыхъ были писаны его сочиненія и письма, нын? печатаемыя. Мы вовсе не думали анализировать движеніе его умственной жизни; зам?тимъ одно: могъ изм?ниться его взглядъ на многія историческія явленія, на значеніе Петровскаго преобразованія, даже на все наше просв?щеніе въ отношеніи къ просв?щенію Западному, но въ самомъ Кир?евскомъ не было р?зкихъ противор?чій. Читатель можетъ вид?ть, еще до изданія Европейца, изъ его письма объ Шлейермахер?, что и тогда Кир?евскаго не удовлетворила разсудочная раздвоенность Н?мецкаго философабогослова; что онъ и тогда требовалъ ц?льности воззр?нія, хотя и не высказывалъ прямо этого слова. Въ немъ самомъ не было этой раздвоенности; его сердечная ув?ренность никогда не была въ разлад? съ его логическими выводами. „Кто не понялъ мысли чувствомъ, тотъ еще не понялъ ее вполн?, точно также какъ и тотъ, кто понялъ ее однимъ чувствомъ", писалъ Кир?евскій въ 1827 году. Логическій выводъ былъ у Кир?евскаго всегда завершеніемъ и оправданіемъ его внутренняго в?рованія, и никогда не ложился въ основаніе его уб?жденія.

Подл? Кир?евскаго, неразлучно съ самыхъ первыхъ л?тъ д?тства, былъ его братъ Петръ Васильевичъ. Они были связаны такою н?жною, горячею дружбою, которая бываетъ р?дка даже между братьями. Мы вид?ли выше, изъ писемъ Ивана Васильевича, какъ высоко онъ ц?нилъ своего меньшаго брата, но въ эпоху запрещенія Европейца, взгляды ихъ во многомъ были несходны. Щедро одаренный отъ природы16, Петръ Васильевичъ, съ молоду, съ особенной любовью сосредоточилъ вс? свои силы надъ изученьемъ Русской старины и выработалъ свой самостоятельный взглядъ – глубокое уб?жденіе въ безусловномъ вред? насилія Петровскаго переворота, въ этомъ отступничеств? дворянства отъ коренныхъ началъ Русской народной жизни. Онъ долго оставался одинокъ съ своими уб?жденіями, они казались чудачествомъ, непосл?довательностью въ челов?к?, который искренно былъ преданъ свобод? и просв?щенію, и Ивану Кир?евскому трудно было согласить свои Европейскія мн?нія съ упорнымъ Славянствомъ брата. Ихъ разномысліе въ такомъ жизненномъ вопрос? выражалось почти что въ ежедневныхъ, горячихъ спорахъ, состояніе это не могло не быть крайне тяжелымъ для того и другаго; чтобы уц?л?ла вполн? ихъ единодушная дружба, необходимо было, чтобы одинъ изъ нихъ пересоздалъ свой образъ мыслей о Русскомъ народ?. Кажется, можно съ ув?ренностью сказать, что при непрерывномъ, страстномъ обм?н? мыслей и св?деній, взглядъ старшаго брата постепенно изм?нялся, по м?р? того, какъ несокрушимоц?льное уб?жденіе младшаго укр?плялось и опред?лялось изученіемъ современной народности и древней, в?чевой Руси.

Иванъ Кир?евскій былъ друженъ съ Дмитріемъ Влад. Веневитиновымъ, и еще съ 1824года былъ знакомъ съ другомъ Веневитинова, Алек. Степ. Хомяковымъ; посл? запрещенія Европейца, короткое знакомство ихъ перешло въ дружбу. Ал. Ст. Хомяковъ былъ ревностный исполнитель обрядовъ православной церкви, еще въ то время, когда въ высшемъ обществ?, воспитанномъ на Французскій ладъ, нев?ріе считалось признакомъ либеральности, а православіе едва ли не служило синонимомъ нев?жества. Для многихъ, не коротко знавшихъ Хомякова, его строгое постничество казалось однимъ желаніемъ идти на перекоръ принятыхъ обычаевъ св?та, для того, чтобы вызвать на споръ и въ спор? пот?шить свои блестящія діалектическія способности. Кир?евскій былъ друженъ съ нимъ и зналъ, что въ Хомяков? все было искренно, все основывалось на твердой и сознательной в?р?, и что эта животворящая струя проникла въ немъ вс? изгибы его бытія. Духовную высоту, нравственную чистоту его характера, Кир?евскій ц?нилъ выше и его прекраснаго поэтическаго таланта и геніальныхъ способностей его ума. Хомяковъ съ ранней молодости былъ славянофиломъ; въ этомъ отношеніи онъ дружно сошелся съ Петромъ Кир?евскимъ и одинъ изъ первыхъ и вполн? оц?нилъ, узналъ его.

Въ 1834 году исполнились давнишнія сердечныя желанія Кир?евскаго. Въ Март? м?сяц? онъ помолвилъ и 29 Апр?ля женился на Наталь? Петровн? Арбеневой. Вскор? посл? свадьбы онъ познакомился съ схимникомъ Новоспасскаго монастыря, отцомъ Филаретомъ, и когда впосл?дствіи короче узналъ его, сталъ глубоко уважать и ц?нить его бес?ды. Во время предсмертной бол?зни старца, И. В. ходилъ за нимъ со всею заботливостію преданнаго сына, ц?лыя ночи просиживалъ въ его кель? надъ постелью умирающаго. Конечно, это короткое знакомство и бес?ды схимника не остались безъ вліянія на его образъ мыслей и сод?йствовали утвержденію его въ томъ новомъ направленіи, которымъ были проникнуты его поздн?йшія статьи.