Иван Васильевич Киреевский

1827.

КЪ А. И. КОШЕЛЕВУ.

„Спасибо, Кошелевъ, за твое письмо. Истинно счастливый подарокъ. Я въ немъ нашелъ прежнее участіе, прежнюю любовь и дов?ренность. Минута полученія была для меня драгоц?нною минутою. Признаться стыдно, но необходимо для облегченія сов?сти, что и я начиналъ уже сомн?ваться въ твоихъ чувствахъ ко мн?. Твои холодныя письма – и Богъ знаетъ что еще – а можетъ быть и привычка къ потерямъ, внушали мн? самыя грустныя мысли. Я ихъ развивалъ и оправдывалъ. Я думалъ: теперь Кошелевъ живетъ въ св?т?, сд?лалъ много новыхъ знакомствъ и, можетъ быть, пріобр?лъ новыхъ друзей; они открыли ему новую сторону въ жизни, и его образъ мыслей могъ изм?ниться; можетъ быть, онъ нашелъ людей съ умомъ возвышеннымъ, съ дарованіями р?шительными, и т? качества, которыя уважалъ прежде, уже считаетъ ничтожными. Я съ своей стороны долгимъ молчаніемъ далъ ему право думать, что и я перем?нился, и пр. и пр. Все это оправдывалось одно другимъ и сливалось въ одно тяжелое чувство. Но твое письмо, милое, дружеское, разомъ уничтожило все сплетенье несправедливыхъ предположеній, сказавъ: Кошелевъ тотъ же; онъ тебя любитъ и ув?ренъ въ твоей любви.

„Благодарю тебя за твои разспросы обо мн? и буду охотно отв?чать на нихъ обстоятельно; ибо н?тъ тяжеле состоянія, какъ быть неузнаннымъ т?ми, кого мы любимъ. Для меня на всемъ земномъ шар? существуютъ только два челов?ка, которыхъ одобреніемъ я дорожу, какъ собственнымъ: это ты и Титовъ. И оба вы меня не поняли. Вы думаете, что я, не зная ц?ны жизни, безполезно трачу свое время, не сожал?я о потерянныхъ минутахъ и не им?я въ душ? того огня, который не позволяетъ успокоиться въ безд?йствіи, за настоящимъ забываю и прошедшее, и будущее; что я произвольно предоставилъ обстоятельствамъ направлять мои поступки по вол? случая, и оправдываю это состояніе (которое ты справедливо называешь состояніемъ ничтожества) т?мъ, что въ немъ есть н?что поэтическое. Но въ самомъ д?л? не знаю я: есть ли поэзія въ произвольной утрат? самобытности; знаю только, что я не искалъ такой поэзіи. Но не вы виноваты въ томъ, что не поняли меня; виноватъ одинъ я, или, лучше сказать, т? обстоятельства, которыя ввели меня въ двумысленное положеніе.

„Еслибы передъ рожденіемъ судьба спросила меня: что хочешь ты избрать изъ двухъ? или родиться воиномъ, жить въ безпрестанныхъ опасностяхъ, безпрестанно бороться съ препятствіями, и не зная отдыха, наградою за вс? труды им?ть одно сознаніе, что ты идешь къ ц?ли высокой, – и лечь на половин? пути, не им?я даже въ посл?днюю минуту ут?шенья сказать себ?, что ты вид?лъ желанное? или провесть спокойный в?къ, въ кругу мирнаго семейства, гд? желанья не выходятъ изъ опред?леннаго круга возможностей, гд? одна минута сглаживаетъ другую, и каждая встр?чаетъ тебя равно довольнымъ, и гд? жизнь течетъ безъ шума и утекаетъ безъ сл?да?... Я бы не задумался о выбор? и р?шительною рукою взялъ бы мечъ. Но, по несчастію, судьба не посов?товалась со мною. Она окружила меня такими отношеніями, которыя разорвать значило бы изм?нить стремленію къ той ц?ли, которая одна можетъ украсить жизнь, но которыя сосредоточиваютъ всю д?ятельность въ силу перенесенія. И зд?сь существуетъ для меня борьба, и зд?сь есть опасности и препятствія. Если он? незам?тны, ибо происходятъ внутри меня, то отъ того для меня значительность ихъ не уменьшается.

„Въ самомъ д?л?, разсмотри безпристрастно (хотя въ теперешнемъ твоемъ положеніи это значитъ требовать многаго): какое поприще могу я избрать въ жизни, выключая того, въ которомъ теперь нахожусь? – Служить – но съ какою ц?лью? – Могу ли я въ служб? принесть значительную пользу отечеству? Ты говоришь, что сообщеніе съ людьми необходимо для нашего образованія, – и я съ этимъ совершенно согласенъ; но ты зовешь въ П. – Назови же т?хъ счастливцевъ, для сообщества которыхъ долженъ я ?хать за тысячу верстъ, и тамъ употреблять большую часть времени на безполезныя д?ла. Мн? кажется, что зд?сь есть в?рн?йшее средство для образованія: это – возможность употреблять время, какъ хочешь. Не думай, однакоже, чтобы я забылъ, что я Русскій, и не считалъ себя обязаннымъ д?йствовать для блага своего отечества. Н?тъ! вс? силы мои посвящены ему. Но мн? кажется, что вн? службы – я могу быть ему полезн?е, нежели употребляя все время на службу. Я могу быть литераторомъ, а сод?йствовать къ просв?щенію народа не есть ли величайшее благод?яніе, которое можно ему сд?лать? На этомъ поприщ? мои д?йствія не будутъ безполезны; я могу это сказать безъ самонад?янности. Я не безполезно провелъ мою молодость, и уже теперь могу съ пользою д?литься своими св?д?ніями. Но ц?лую жизнь им?я главною ц?лью: образовываться, могу ли я не им?ть в?са въ литератур?? Я буду им?ть его, и дамъ литератур? свое направленіе. Мн? все ручается въ томъ, а бол?е всего сильные помощники, въ числ? которыхъ не лишнее упомянуть о Кошелев?; ибо люди, связанные единомысліемъ, должны им?ть одно направленіе. Вс? т?, которые совпадаютъ со мной въ образ? мыслей, будутъ моими сообщниками. Кром? того, слушай одно изъ моихъ любимыхъ мечтаній: у меня четыре брата, которымъ природа не отказала въ способностяхъ. Вс? они будутъ литераторами, и у вс?хъ будетъ отражаться одинъ духъ. Куда бы насъ судьба ни завела и какъ бы обстоятельства ни разрознили, у насъ все будетъ общая ц?ль: благо отечества, и общее средство: литература. Чего мы не сд?лаемъ общими силами? Не забудь, что когда я говорю мы , то разум?ю и тебя и Титова…..

„Мы возвратимъ права истинной религіи, изящное согласимъ съ нравственностью, возбудимъ любовь къ правд?, глупый либерализмъ зам?нимъ уваженіемъ законовъ, и чистоту жизни возвысимъ надъ чистотою слога. Но ч?мъ ограничить наше вліяніе? Гд? положишь ты ему пред?лъ, сказавъ nec plus ultra? Пусть самое см?лое воображеніе поставитъ ему Геркулесовы столбы, – новый Колумбъ откроетъ за ними новый св?тъ.

„Вотъ мои планы на будущее. Что можетъ быть ихъ восхитительн?е? Если судьба будетъ намъ покровительствовать, то представь себ?, что л?тъ черезъ 20 мы сойдемся въ дружескій кругъ, гд? каждый изъ насъ будетъ отдавать отчетъ въ томъ, что онъ сд?лалъ, и въ свои свид?тели призывать просв?щеніе Россіи. Какая минута!

„Но если я теперь не д?лаю ничего, то причина тому, по несчастію, слишкомъ достаточная. Я такъ разстроилъ свое здоровье въ нын?шнюю зиму, что всякое напряженіе ума для меня вредно. Н?которыя обстоятельства заставляютъ даже опасаться чахотки, и потому ?здить верхомъ, ходить, спать и прочее, составляютъ вс? мои занятія. Даже кофе, на который ты такъ нападаешь, долженъ я былъ пром?нять на шоколадъ a la sante. Трубка еще не покидаетъ меня, но это потому, что она мн? не вредитъ. Впрочемъ, образъ жизни моей весьма однообразенъ. Утро я провожу въ своей комнат?, читаю романы, стихи и все то, что не требуетъ большаго труда. Посл? об?да сплю, а ввечеру ?зжу верхомъ. Новыхъ знакомствъ не д?лаю, и видаюсь почти только съ Рожалинымъ, Полевымъ, Мицкевичемъ и Соболевскимъ, съ которымъ вм?ст? ?зжу по окрестностямъ Москвы. Вотъ теб? подробный отчетъ обо всемъ, что до меня касается. Над?юсь получить отъ тебя такой же. Если же ты собираешься скоро къ намъ, то оставь Титову зав?щаніе: не л?ниться. Онъ сталъ ни на что не похожъ”.

Въ начал? 1827 года, когда въ Москв? возобновились литературные вечера у княгини З. А. Волконской, на которыхъ бывалъ Кир?евскій, князь Вяземскій усп?лъ взять съ него слово написать чтонибудь для прочтенія, и онъ написалъ „Царицынскую ночь”. Это былъ первый литературный опытъ Кир?евскаго, сд?лавшійся изв?стнымъ многочисленному кругу слушателей и нын? впервые напечатанный. Весною 1828 г., когда Московскіе литераторы провожали у?зжавшаго въ Петербургъ Мицкевича, за ужиномъ, при поднесеніи ему серебрянаго кубка, И. Кир?евскому первому пришлось произнесть свои стихи въ честь Польскаго поэта. Въ томъ же году, онъ написалъ для Московскаго В?стника, издаваемаго его друзьями, Погодинымъ и Шевыревымъ: Н?что о характер? поэзіи Пушкина . Статья была напечатана безъ подписи его имени и только съ цифрами 9 и 11. Тогда же и Петръ Кир?евскій напечаталъ въ В?стник? отрывокъ изъ Кальдерона, переведенный имъ съ Испанскаго, и издалъ особою книжкою переводъ Байроновской пов?сти Вампиръ. Такимъ образомъ въ 1828 г. оба брата вм?ст? выступили на литературное поприще.

КЪ А. И. КОШЕЛЕВУ, въ 1828 г. Октября 1го.