Я не говорю: просто благодарить, но с великим избытком и с великим соревнованием». Благодарение предполагает вкушение плодов веры и, следовательно, высшее состояние жизни в области веры.   бб) Общее предостережение от всякого рода воззрений, противных вере Христовой (2, 8-15)   Стих 8. Братие, блюдитеся, да никтоже вас будет прельщая философиею и тщетною лестию, по преданию человеческому, по стихиям жира, а не по Христе.

К колоссянам подходили какие-то мудрователи, опасные для веры Христовой. Какие были пункты их мудрования,— определенно не видно, но ясно видно, что оно было несообразно с верою. Оно представлялось философиею, умом человеческим и по преданию от мудрых людей сложенною, в состав которой входили, с одной стороны, — значение стихий мира, а с другой — влияние мира духов.

Внешно оно прикрывалось наблюдениями иудейскими с приложением к сему и непощадения плоти. Но вообще представлялось обольстительным и обещало последователям своим что-то великое. Как еще не было разгадано содержание этого мудрования, то Апостол и говорит о нем в общих чертах, особенно стараясь внушить: что бы оно ни обещало, все то, в совершеннейшем и истиннейшем виде, вы уже имеете во Христе Иисусе.

Нечего, следовательно, вам слушать их и позволять им разглагольствовать среди вас. Братие — намеренно поставлено и могло особенную иметь силу, давая в предостерегающем слышать голос любви и напоминая об общем союзе братства, которое составилось по единству в определенных воззрениях, верованиях и убеждениях, от которых уклоняться — значит разорять братство, столь любезное и сладостное.

Блюдитеся , βλεπετε, — смотрите, как добрый хозяин смотрит по дому, не подкрадывается ли вор, или волк, или хищная птица. Смотрите, да никтоже вас будет прельщая. Прельщая, συλαγωγων, — такого слова корень означает: ходить по добычу, водить охоту. Разбойник насилием берет добычу, вор добывает ее хитростию, охотник — искусством.

Насилия со стороны мудрователей не могло быть, а без хитростей и лукавств им нельзя было обходиться. Как этого рода обходы и подходы обыкновенно скрываются, то Апостол и говорит: смотрите. А чтобы возбудить к зоркой осмотрительности, он представляет, что к ним подходят какие-то недоброжелатели, которые хитростями и уловками ищут поживиться около них, добычу себе у них достать, не из имущества, а их самих замышляя добычею своею возыметь.

Одно это слово сильно было изострить зрение колоссян; но Апостол еще и оборот речи употребил такой, который тотчас заставлял осмотреться кругом: μη τις εσται συλαγωγων,— смотрите, не будет ли кто, не появится ли кто там в качестве охотящегося за вами.

«Видишь ли, как он показал татя, чуждого и тихо входящего? Как иной, подкапывая снизу (под стеною) насыпь, не дает себя заметить, а насыпь все падает и падает (открывая ему вход внутрь дома из-под стены), так, говорит, поступает и этот тать. Так смотрите» (святой Златоуст). Но этот тать не за имуществом вашим подкрадается, а «намеревается обокрасть ум ваш» (блаженный Феофилакт). Почему и прибавлено: философиею.

Апостол «показывает и путь, по которому покушается подойти тать: это есть философия» (Феофилакт). Философия была в большом почете. Она бралась представить и представляла воззрения, объяснявшие все сущее, что Бог, что мир, что человек и прочее. Доискиваться решения таких вопросов не укорно, а похвально (см.: святой Златоуст); но то, какие кто принимает решения, может быть очень укорно.

Укорна была та философия, с какою подкрадывались к колоссянам изобретшие ее. Почему у Апостола стоит пред сим словом член определенный, чтоб показать, что он разумеет ту философию, которую им приходится выслушивать, говоря как бы: эта философия есть для вас то же, что сети у охотника для птиц; опутают они вас вкрадчивыми словами, отвлекут от веры к себе и сгубят.

А что их философия точно такова, это дает он видеть, назвав ее тщетною лестию. Лесть, απατη, — прельщение, обольщение. Верно, в целом философия та имела привлекательный вид, но в существе была пуста, κενη; содержанием ее служили мечты воображения, как у гностиков после, не отвечавшие никакой действительности; и она походила на мыльный пузырь, прозрачною красивостию привлекающий детей, но пустой и непрочный. «Так как философствование (с первого раза)

кажется делом похвальным, то Апостол прибавил: тщетною лестию» (святой Златоуст),— давая разуметь, что философия, про которую он говорит, «учит каким-то ни с чем не сообразным новизнам» (Экумений), нелепость и несостоятельность которых сама собою очевидна. Уже такого недоброго качества этой философии достаточно было, чтоб отвратить от нее, но Апостол для большего успеха указывает еще ее источники, тоже не могущие порождать большое доверие: по преданию человеческому, по стихиям мира.

Словами: по преданию человеческому — Апостол, может быть, вообще хотел указать на человеческое происхождение той философии, в противоположность ведению, свыше сообщенному чрез откровение, которым уже обладали колоссяне. Внушалось: то — человеческое мудрование; не слушайте его, когда обладаете свыше сошедшею мудростию. А может быть, та философия в самом деле или вся, или в некоторых частях опиралась на предание, с незапамятных времен идущее.

Что идет из глубокой древности, то представляется чем-то священным, вызывающим уважение, внимание и веру. Что-нибудь такое приплетали к своему мудрованию и подступавшие к колоссянам прельстители, чтоб придать ему важность и ею привлекать к нему. Между евреями были каббалисты, которые свои мудрености вели от древних чрез устное предание достойным.