Посему прежде, чем приступит он, Господь вооружился про­тив него сорокадневным постом, чтобы победить его. Потом еще спрашивают так: не мог ли Господь побе­дить диавола и без такого поста? Конечно мог; сделал же сие для того, чтобы нам оставить образ и Своим примером научить нас вооружаться постом против ди­авола, ибо иначе мы не в состоянии победить его. Вот как рассуждает о сем св.

Амвросий: «Спаситель наш, намереваясь вступить в борьбу с диаволом, прежде все­го постился, чтобы мы знали, что мы не сможем побе­дить искушений диавола, если не вооружимся против него постом». Тесто ячменное — оружие на мадиама, пост же -оружие на диавола, железо на страсти; он есть остро­та, прободающая и умерщвляющая греховную сла­дость.

Хотел я еще лучшее кушанье предложить любви ва­шей, а именно ту манну, которою одождил Господь в пустыне и которая имеет великую усладу, но жалею тех, которые спешат к нынешним отпустным трапезам. По­сему, чтобы не затянуть время моим убогим угощени­ем, я посоветую в кратких словах следующее: если кто в святую Четыредесятницу начнет поститься до солнеч­ного захода, то и сухой хлеб будет для него, как манна, ибо пост и худую пищу сладит, и горькую редьку с хре­ном превращает в мед и сахар. Неужели же мы забыли о соли? Нет, не забыли. Как же может трапеза быть без соли? «Всякая жертва солию осолится» (Мк. 9: 49)

; и духовная пища требует духовной соли. Солью же духовной является рассужде­ние во всех делах. При пощении вашем пусть будет та­кое рассуждение: не постимся ли мы лицемерно, из тщеславия; не осуждаем ли мы и не укоряем ли непостящихся; не гневаемся ли постясь на домашних на­ших? Ведь многие, постясь, обыкновенно гневаются, ярятся и ропщут, наподобие медведя, который, лежа в своем зимнем логовище, ничего не ест, а только сосет свою лапу и непрестанно урчит.

Итак, да постимся мы не с иным каким-либо наме­рением, как только во исполнение заповеди Божией, апостольской и церковной, по преданию от святых от­цов. Да послужит нам пост к умерщвлению страстей наших, к удовлетворению за грехи наши; все же сие во славу Божию. Наконец, на трапезах ставится не только соль, но и сбитень. На нашей же духовной трапезе сбитнем пусть будет следующий стих Студита: «Постимся постом при­ятным, благоугодным Господеви.

Истинный пост есть: отчуждение от зла, воздержание языка, ярости отложе­ние, похотей отлучение, обвинения, лжи и клятвопрес­тупления: оставление всего этого и есть пост истинный и благоприятный». Мы должны поститься не только в кушаньях, но воздерживаться и от всех небогоугодных дел. Сбитнем нашим на трапезе духовной, сверх поста в кушаньях, пусть будет пост, воздержание от страстей духовных и всякого злого дела.

Приготовлены у меня еще и другие великопостные снеди, но не достает те­перь времени; потому оставлю их на другое время, ес­ли Бог поможет, и живы будем. А теперь теми челом бью: простите. Аминь.   7. Поучение в первую неделю великого поста («Отселе узрите небо отверсто...» (Ин. 1: 51))   В нынешнем Евангелии мы слышим, что небо от­крыто; и кто бы не пожелал войти в него, возлюблен­ные слушатели?

Желает пророк, говорящий: «Коль воз­любленна селения Твоя, Господи сил! Желает душа моя во дворы Господни» (Пс.83: 2, 3). Желает апостол: «Желание, — говорит он, — имею разрешитися и со Христом жити», к которому и «восхищен бысть до третьяго небесе» (Флп.1: 23; 2Кор.12: 2). Если бы из здесь стоящих я спросил каждого в отдельности: «Же­лаешь ли быть на небе?

» — то каждый бы ответил: «Да, желаю, — как и пишется об этом: мы скорее желаем выйти из тела и придти к Богу, к Тому Богу, который на небе живет, ибо для того мы и созданы, чтобы от земли мы пришли на небо и пополнили те праздные места, откуда ниспали злые ангелы; для того и небо от­крывается, чтобы мы вошли в него. Но как мы можем войти в открытое для нас небо?

Ведь мы не имеем кры­льев, чтобы взлететь на высоту небесную. Мы не ангелы, но люди, отягощенные бременем тела, а ведь и об анге­лах, хотя и имеющих крылья, нынешнее святое Еванге­лие не говорит, что они взлетают, но восходят: «И ан­гелы Божие восходящий», а не взлетающие. Здесь Еван­гелие начертывает христианам устав доброй жизни — мысль и дело или, говоря точнее, богомыслие и трудо­любие.

Богомыслие — в крылах ангельских, трудолюбие же в восхождении. О, христианский муж, малым чем умаленный от ангелов, земной ангел, небесный же чело­век! Не достаточно для тебя, паря на крыльях богомы-шления, лететь ввысь; необходимо и восходить ногами трудолюбия: «И ангелы восходящия». Для того, чтобы всякий желающий мог удобнее войти в отверстое небо, решил я в настоящей моей бе­седе быть лествичником, хотя мне и очень далеко до святого Иоанна Лествичника, ибо он был премудр и свят, я же — худоумен и грешен.

Все же с Божией по­мощью я попытаюсь быть лествичником. Я приставлю к отверстому небу лествицу духовную, составленную из добродетелей, чтобы всякий желающий удобнее мог восходить. «Отселе узрите небо отверсто». Слава Богу, что от­версто для нас небо; лишь бы только сами не полени­лись войти в него. Я же в настоящий час, желая быть лествичником, с Божьей помощию ищу место, чтобы утвердить на нем лествипу, наподобие лествицы Иако­ва: «Се лествица утверждена на земле, еяже верх досязаше до небесе» (Быт. 28: 12).

Вещественная лествица имеет два бока, две тетивы или бруса, между которыми утверждаются ступени. Лествица духовная и добродетельная также имеет два бока, которые объясню тогда, когда найду сначала ме­сто, на котором мог бы утвердить оба ее бока. Внимая нынешнему Евангелию, я слышу: «Отселе, отселе, — говорится, — узрите небо отверсто», — и рассуждаю: отколе?

Не от святой ли Четыредесятницы, которая яв­ляется временем воздержания? Ведь воздержание счи­тается основанием всех добродетелей, как об этом чи­тается во второй молитве к Пресвятому Духу: «Облецы мя во утробу щедрот, и во основание всех добродете­лей воздержание». Вот на этом месте, то есть, на воз­держании в святую Четыредесятницу, и утвердим один бок нашей лествицы.